Белая юрта Алпамыса
(вольный пересказ казахского героического эпоса «Алпамыс батыр»)

В одном из ущелий у Джунгарских ворот живет старик Кенжебай. В юрте старого чабана я гостил три дня и три ночи. Тридцать сказок рассказал мне Кенжебай, но одну – тридцать первую, – приберег на прощание.

– Заметил ли ты, сынок, каменного воина, что стоит у входа в ущелье?

– Заметил, Кенжебай-ага.

– А знаешь ли ты, чей облик высечен в камне?

– Не ведаю.

– Так знай. Много веков назад здесь стояла белая юрта Алпамыса. Он охраняет покой Жидели Байсын.

Старик замолчал, словно припоминая что-то, затем осторожно тронул струны домбры и начал свой неторопливый рассказ.

У входа в ущелье стоит твой двойник,
Алпамыс.
Он так же бесстрашен и так же велик,
Алпамыс.
Рукою могучей сжимает он меч,
Алпамыс.
Он вечен, как мир, что велел ты беречь,
Алпамыс.

Вечный мир… Кто не мечтал о нем на благословенной и сказочной земле Жидели Байсын! О мире слагали свои песни акыны рода конрат. Мирного неба просил у создателя старейшина рода – Байбори.

Вечный мир… Сколько раз клялся соблюдать его джунгарский хан Тайшик? И каждый раз он нарушал свою клятву, посылая в грабительские набеги своих конников под предводительством Карамана.

Вечный мир… Многим он казался несбыточной мечтой, покуда в юрте старого Байбори не появился на свет мальчик, наделенный богатырской силой. Алпамысом назвал своего сына старейшина рода конрат, вложив в это имя и любовь, и надежду, и веру в счастливое будущее.

Не по дням рос, взрослел и мужал Алпамыс. Батыром вскоре стали звать его в народе. Многих грабителей отвадил он появляться в пределах Жидели Байсын, но один из них никак не хотел внять голосу разума. Жажда легкой наживы толкала хана Тайшика на новые грабительские набеги. И вот однажды…

…В тот день, выпасая табун, Алпамыс далеко откочевал от родного аула. Солнце клонилось к закату, но Алпамыс и не думал возвращаться домой.

– Мы заночуем в степи, Байшубар, – сказал он, обращаясь к коню. – Тебе, конечно, все равно. А мне приятно знать, что всего три дня пути отделяют нас от аула Сарыбая. Там живет моя невеста – Гульбаршин. Я сочинил для не песню. Послушай:

Слепую старуху, что ткала ковер,
Спросили: – Как видишь ты чудный узор?
– Сердцем я вижу.
Глухого акына во время игры
Спросили: – Как слышишь ты звуки домбры?
– Сердцем я слышу.
Спросите меня: – Эй, безусый батыр,
Как можешь любить ты свою Гульбаршин?
Прекрасных ее ты не видел очей,
Не слышал ее сладкозвучных речей.
Послушай, что разум тебе говорит…
– Я сердцем люблю, –
Так ответит джигит.

Едва закончил песню Алпамыс, как навстречу ему из-за холма выскочил запыленный всадник на взмыленном скакуне.

– Что случилось?

– Беда, Алпамыс. На аул Сарыбая напали джунгары. Они разграбили наши юрты, угоняют наш скот. Предводитель джунгар – Караман – грозится взять в жены красавицу Гульбаршин.

Как ни страшна была весть, Алпамыс мужественно выслушал ее. Ни единый мускул не дрогнул на его лице.

– Поспеши к моему отцу, гонец, и передай: не позднее чем завтра я разобью Карамана. И еще… если можешь, одолжи мне твой щит и копье.

Изумился гонец Сарыбая:

– Безумец! Мой щит не выдержит удара меча, а копье слишком коротко, чтобы поразить могучего Карамана. Впрочем… ты не застанешь его. Свадьба состоится на рассвете, а в полдень джунгары двинутся в обратный путь.

– Свадьбы не будет, – решительно произнес Алпамыс. – Так и передай отцу.

В тот же миг сорвался с места Байшубар, и сотни искр взметнулись из-под копыт горячего скакуна. Подобно звездам взлетали они высоко в небо и медленно гасли в ночи.

…В эту ночь красавица Гульбаршин не сомкнула глаз.

– Несчастная, – сама с собой разговаривала девушка. – Всего лишь три дня назад была ты вольной, как птица. А сегодня дочь Сарыбая – пленница. Зорко следят за тобой стражники Карамана… Подумать только: завтра надену я свадебный наряд, которым мечтала удивить Алпамыса. Но не юный красавец-батыр станет моим мужем, а одноглазый и хромоногий Караман – это чудовище, это страшилище! Неужели возможно такое?

Долго плакала, глядя на звездное небо, Гульбаршин, повторяя одно только имя – Алпамыс. Но иссякли слезы. Тогда взяла она домбру и негромко запела:

Родила меня мать под звездою зари -
Шолпан.
Умоляла: «Дочурку красой одари,
Шолпан»
Мать просила звезду: «Путеводною будь,
Шолпан.
В трудный час укажи ей к спасению путь,
Шолпан!»
Трудный час настает. Вот уж близок рассвет,
Шолпан.
Где же твой путеводный, спасительный свет?
Шолпан!

– Свет! Я вижу свет! – вдруг воскликнула Гульбаршин. – Это он, Алпамыс. Ал-па-мы-ыс!..

Встрепенулись испуганные стражники: что случилось? Почему в неурочный час заалел восток?

– Тревога! Тревога! – закричал один из них, но голос его заглушил дробный перестук копыт Байшубара.

– Э-ге-гей! Караман! – прогремел над спящим аулом клич. – Выходи на поединок, разбойник!

Проснулся в юрте своей Караман.

– Эй, стража! – крикнул он. – Прогнать негодяя!

И в тот же миг тридцать стражников кинулись выполнять приказание, но не успел Караман коснуться щекой подушки, как вновь прозвучало:

– Э-ге-гей! Караман! Теперь я знаю, почему люди называют тебя калекой. Ты жалкий трус, Караман!

– Я трус?! – взревел одноглазый. – Ну погоди же, стригунок. Я укорочу твой язык. Только не вздумай бежать.

С этими словами он выскочил из юрты и коршуном взвился над своим скакуном. Всадники быстро сближались.

– Берегись, Алпамыс! – крикнул Караман и замахнулся мечом.

Удар был страшен, но Алпамыс выставил над головой щит, и меч раскрошился на сотни осколков.

Караман не растерялся. Он отстегнул от седла громадную палицу. Алпамыс приготовился отразить и этот удар, но конь его – Байшубар – вдруг отпрыгнул в сторону и помчал своего всадника в предрассветную степь. Там над горизонтом уже зажглась утренняя звезда Шолпан.

– Убегаешь, стригунок?! Так кто же из нас оказался трусом? – ликовал Караман, погоняя коня. Его скакун мчался во весь опор, но расстояние между всадниками не сокращалось и не увеличивалось.

– Жалкий трус. Все равно я настигну тебя, – прокричал Караман и бросил на землю свой щит.

Конь под ним побежал, да и Байшубар слегка укоротил свой шаг. Тогда полетели на землю и палица, и шлем, и кольчуга. Все свое снаряжение бросил Караман и настиг-таки Алпамыса. Но юный батыр, едва поравнялись всадники, одним ударом выбил противника из седла.

– Не убивай меня, Алпамыс! – взмолился Караман. – Что хочешь проси, только не убивай.

– Мне не о чем просить тебя, разбойник. Убирайся туда, откуда пришел, но прежде верни все награбленное. Обманешь – не сносить тебе головы.

…В то же утро у подножия высокой горы была поставлена большая юрта, перед которой расстелили дастарханы. Три дня и три ночи длился той в ауле Сарыбая. Еще три дня и три ночи всем аулом собирали в дорогу караван с приданым Гульбаршин. На седьмой день поскакал Алпамыс в родной аул, чтобы предупредить отца о скором прибытии невесты. Еще издали заметил он дым костров над родным аулом. Навстречу ехал старый Байбори.

«Быстрее молнии разносится по степи добрая весть», – подумал Алпамыс и склонил голову, приветствуя отца почтительным поклоном. В тот же миг пронзительный свист раздался над его головой, острая боль обожгла спину.

– Что вы делаете, отец?! – воскликнул Алпамыс, видя, как Байбори вновь замахивается на него камчой. – Чем провинился я перед вами?

– Он еще спрашивает? Негодный мальчишка! Как посмел ты без спросу оставить табун. Кто позволил тебе отпустить Карамана?

– Я взял с него слово…

– Глупец! Кто верит слову злодея? Ты еще и не вспомнил о своем несчастном отце, а Караман был уже здесь. Он разграбил наш аул, угнал наши табуны. И во всем виноват ты!

Алпамыс поник головой. Чем утешить отца? Что сказать в свое оправдание?

– Где мои доспехи, отец?

– Доспехи? Зачем они жалкому трусу?

– Вы не правы, отец! Трус тот, кто не сдержал своего слова. Я отомщу Караману, – и с этими словами Алпамыс направил Байшубара к развалинам родного аула.

…В это время во дворце хана Тайшика справляли пир в честь удачного набега Карамана. Весь день хан делил богатую добычу. Одни из его слуг рассчитывали получить табун лошадей, другие – отару овец, но немногим удалось удовлетворить свои желания. Большую часть награбленного захватил сам хан. Даже Карамана он сумел обделить и, тем не менее, хмурился, сидя на пиру.

– Отчего не весел наш могущественный хан?

– Мой верный слуга, – ответил Тайшик придворному льстецу. – Мне приснился страшный сон. Растолкуй его.

– Я весь внимание.

– Конь чубарый приснился мне, – оглядывая пирующих, произнес Тайшик. – Юный всадник скакал на коне. Он гнался за мной и размахивал мечом, но никто из подданных не преградил ему дорогу. Наоборот: все приветствовали его, выкрикивая имя – Алпамыс.

Услышав имя юного батыра, поперхнулся одноглазый Караман.

– Что с тобой, мой бесстрашный воин? Почему побледнел ты?

– Мой повелитель. Вели созывать войско. Грозный враг приближается к нам.

– Не делай этого, – вдруг вмешалась в разговор мать Карам анна. Никто не заметил, как проникла во дворец эта злая старуха, известная своим колдовством.

– Не делай этого, всемогущий хан, – повторила она. – Мой сын невнимательно слушал твой рассказ. Ведь я не ослышалась: подданные твои приветствовали врага?

– Да. И это более всего опечалило меня.

– Будет смута в народе. Большая смута.

– Что же делать?

Придворные молчали. Видимо, каждый из них уже прикидывал, где укрыться на время смуты.

– Не печалься, светлый хан, – промолвила старуха. – Я знаю средство, чтобы отвести беду, но сумеешь ли ты отблагодарить меня по заслугам?

– Все, что хочешь, проси! – воскликнул хан. – Золото, серебро, табуны – все будет твоим!

– Ни золота, ни серебра не попрошу я. Наоборот: мой сын вернет тебе свою долю добычи, если ты согласишься выдать за него свою дочь Каракозаим.

Придворные разом зашептались. Задумался хан:

– Если я откажусь, Алпамыс убьет меня. Это плохо… А если я соглашусь, старуха убьет Алпамыса, да сверх того Караман отдаст мне три табуна лошадей, два сундука золота, три сундука… Хорошо. Я согласен!

В тот же день из ханского дворца вышел в путь большой караван. Впереди, на верблюдице ехала старая колдунья, следом – красавица Каракозаим, за ними – сорок самых красивых девушек.

…Минул день. Солнце не спешило спрятаться за горными вершинами. Дробный перестук копыт гулко прозвучал над притихшей долиной. Это Алпамыс достиг наконец пределов Джунгарского ханства. Прежде чем ступить на чужую землю, он решил напиться из озера Алаколь, остановил Байшубара, спешился и тут увидел на берегу озера старуху.

– О, дети мои! Мои сыночки. Будь проклят злодей Караман! – посыпая голову пеплом, причитала старуха.

– Что случилось, апа?

– Что случилось?.. Сорок сыновей было у меня, и все полегли от руки грабителя Карамана. Мои сыночки!..

– Утешьтесь, апа, – отвечал Алпамыс. – Я отомщу Караману.

– О, бесстрашный батыр. Твои слова успокоили меня, но в юртах, что стоят на берегу озера, рыдают в безутешном горе жены моих сыновей. Задержись у нас хоть на час, поделись с ними радостной вестью.

– Хорошо, апа, – согласился Алпамыс и тронул повод, но Байшубар не двинулся с места. Пришлось стреножить его и идти пешком.

– Как прекрасен юноша, которого ведет к нам старуха!

– Как он силен и могуч!

– Как он красив! – наперебой говорили девушки, разглядывая Алпамыса. Лишь одна из них не проронила ни слова.

«Так вот оно – мое счастье, о котором намеками говорила в пути старуха!» – молча подумала красавица Каракозаим и пошла навстречу батыру. На правах дочери хана она пригласила его в юрту, усадила на почетное место, до краев наполнила чашу свежим кумысом.

– Ты устал в дороге, батыр. Кумыс вернет тебе силы.

Не спуская с красавицы глаз, принял чашу Алпамыс. Как ни сильна была жажда, он пил медленно, и Каракозаим по достоинству оценила его выдержку. Неизведанное чувство, подобное искре, вспыхнуло в ее сердце и с каждым мгновением разгоралось все сильнее. С трудом сдерживая волнение, она взяла домбру, тронула звенящие струны и запела:

Прекрасен твой конь, Байшубар удалой:
Не скачет – летит он певучей стрелой,
Но если убьют удалого коня,
Кто сможет спасти тебя, кроме меня?

Надежен твой щит, сокрушителен меч,
И все же хочу тебя предостеречь:
Шит выпал из рук, меч сломился, звеня –
Кто сможет спасти тебя, кроме меня?

Запомни, батыр, этой песни слова.
Я клятву даю, пусть разносит молва:

Когда бы с тобой ни случилась беда
Лишь имя мое назови, и тогда –

Пусть жизни лишусь, пусть себя погублю –
Тебя я спасу, потому что люблю!

Отзвучала песня, смолкли звуки домбры, а юноша все сидел с закрытыми глазами.

– Алпамыс, – робко окликнула девушка.

Батыр не отозвался. Он спал богатырским сном. «Тем лучше», – подумала красавица. Она уже стеснялась своего неожиданного признания.

– Как чувствует себя наш гость? – входя в юрту, спросила старая колдунья.

– Он спит, – прошептала девушка.

– Вот и хорошо. Ты славно потрудилась, дочка. Выпей кумыса и приляг в моей юрте.

Каракозаим послушалась и вскоре уснула, счастливо улыбаясь во сне юному батыру. Она и не подозревала, какой страшный удар нанесла своему возлюбленному. Ведь старая колдунья приправила кумыс сонной травой.

Проснулась красавица лишь в полдень, но не в юрте, а в одной из комнат ханского дворца.

– Где же юный батыр?

– Был юным батыром. Стал вечным пленником, – печально ответила одна из сорока подруг Каракозаим. – Ночью связанного батыра доставили хану Тайшику и он повелел бросить его в глубокий зиндан. Старая колдунья утверждает, что это ты напоила его отравленным кумысом. В честь твоей победы хан затеял большой пир.

– Ноги моей не будет на этом пиру! – только и могла выкрикнуть Каракозаим.

– Вряд ли тебе удастся выполнить это обещание.

– Почему?

– Потому. Что на пиру хан намерен объявить о твоей помолвке с Караманом. Дважды он уже присылал за тобой.

– Я попрошу отца: он изменит свое решение, – промолвила девушка, но подруга лишь покачала головой.

– Сегодня утром Карам ан вернул Тайшику свою долю добычи. Ты лучше меня знаешь хана: за звоном золота он не услышит твоей просьбы.

Обе девушки замолчали. «Бедная Каракозаим, – подумала подруга, – что ты сможешь сделать против воли отца?..» – «Отважный Алпамыс, – подумала Каракозаим, – я поклялась выручить тебя, но кто спасет меня из беды?» Внезапно ее осенила догадка.

– Я слышала в детстве, что существует тайный ход в зиндан?

– Мать рассказывала, что он находится где-то в степи, – подтвердила подруга. – Ты что-то придумала?

– Да. Мы идем на пир.

…В ханской юрте громко звучала музыка. В такт ударам бубнов изгибались изящные тела танцовщиц. Разомлев от обильной еды, хан смотрел на них сонными глазами.

– Вы звали меня, отец? – величественно произнесла Каракозаим.

– Дочь моя. Я хочу объявить тебе свою волю. За победу над Алпамысом мы решили отдать тебя в жены нашему лучшему воину – красавцу Караману.

Даже придворные льстецы смущенно спрятали глаза, когда Тайшик назвал одноглазого и хромого Карамана красавцем, но Каракозаим и бровью не повела.

– Благодарю вас, отец, – ответила она с почтительным поклоном. – Вы всегда были добры ко мне. Не откажите в последней просьбе?

– Твое желание для меня закон.

– Сорок подруг помогали мне перехитрить Алпамыса. Могу ли я отблагодарить их?

– Какую же награду ты просишь?

– Награда невелика: по одному козленку из моего стада, – но каждого я хотела бы вручить сама.

– На это потребуется сорок дней. Мне не хотелось бы откладывать свадебный пир,.. но я выполню твою просьбу, – согласился хан. В душе он радовался, что щедрость дочери не принесет ему убытка. – Сегодня же ты можешь отправляться в путь.

В тот же вечер небольшой караван покинул ставку хана.

…Пастух Кейкуат был беднейшим из слуг Тайшика. Всю жизнь он работал на хана, а получал за свой труд кусок черствой лепешки в день, да глоток кислого молока. Впрочем, с тех пор, как он стал сопровождать в пути ханскую дочь, жизнь пастуха переменилась. В каждом ауле их встречали как дорогих гостей и кормили досыта. Стадо, которое пас Кейкуат, уменьшалось с каждым днем, и работы становилось все меньше. Но главное – вечерами он мог любоваться красотой Каракозаим.

– И за что мне такая удача? – недоумевал пастух, устраиваясь на ночлег возле юрты красавицы. – Видно, ханская дочь – не чета своему отцу: хоть и строга с виду, но добра душой.

– Эй, пастух! – вдруг прозвучал за спиной Кейкуата голос красавицы.

– Я слушаю вас, моя госпожа.

– Счастлив ли ты, пастух Кейкуат?

– Никогда еще я не был так счастлив.

– В чем же заключается твое счастье?

– Позволь не отвечать на твой вопрос?

– Будь по твоему, – согласилась Каракозаим и замерла, любуясь закатом. – Сколько козлят осталось в твоем стаде, Кейкуат.

– Один, моя госпожа, самый красивый.

– Не называй меня госпожой, – строго сказала девушка. – Я такая же невольница, но в отличие от меня ты счастлив.

– …Видеть и слышать тебя, – одними губами прошептал пастух. Каракозаим не расслышала его слов.

– Завтра с рассветом откочуй подальше в степь и не спеши возвращаться. Моя подруга будет ждать нас после заката солнца… И еще, не пытайся следовать за мной. Я не нуждаюсь в охране.

– Все будет исполнено, моя госпожа.

…Наступила ночь, а с рассветом Кейкуат погнал козленка в степь. Он брел не спеша навстречу восходящему солнцу и вспоминал вчерашний разговор с дочерью хана.

– В отличие от меня, ты счастлив, – повторил Кейкуат слова девушки и вдруг запел:

– Ты счастлив, пастух?
– Как никто на земле!
– А в чем твое счастье?
В лихом скакуне?..
В богатствах, подаренных скаредным ханом?..
В обильной еде за чужим дастарханом?..
О чем ни спроси – ты судьбой обделен.
– Не правда. Я счастлив уж тем, что влюблен!

Едва отзвучала песня, заблеял козленок. Минуту назад он был рядом и вдруг пропал.

– Где же ты? Уж не упал ли в эту глубокую яму? Мой бедный козленок! – едва не заплакал Кейкуат. – Какое несчастье. Что скажу я своей госпоже? Она не простит меня!

– Не печалься, пастух, – вдруг прозвучало из-под земли. – Твой козленок цел и невредим. Яма очень глубокая, но во мне достаточно сил, чтобы выбросить его наружу.

– Спасибо тебе, добрый человек. Ты спасешь меня от смерти.

– Не спеши благодарить, пастух. Вот уже сорок дней я сижу в этом зиндане без пищи и воды. Ты должен знать, что такое голод и жажда. Поэтому прошу тебя: оставь мне козленка.

Кейкуат задумался: он знал, что такое голод и жажда.

– Если ты вернешь мне козленка, то и впрямь можешь умереть. А если козленок останется у тебя, меня самого могут убить?.. Но могут и простить. Дочь хана добра ко мне. Будь что будет. Скажи мне имя твое, узник.

– Алпамыс, – донеслось из зиндана.

– Алпамыс?! – Кейкуат вскочил на ноги. – Ты. Враг моего народа, осмеливаешься просить у меня помощи?

– Я никогда не был врагом твоего народа.

– Зачем же ты пришел на нашу землю? У нас своих грабителей хватает.

– Я не грабитель. Я такой же пастух, как и ты. Злодей Караман разорил мой аул, угнал наши табуны. Я пришел, чтобы вернуть награбленное.

– Не завидую тебе, – усмехнулся Кейкуат. – Наш хан не из тех, кто отдает свою добычу. Он едва не подрался с придворными, когда делили награбленное.

– А много ли досталось тебе при дележке?

– Мне? О чем ты! Воины Карамана и те остались ни с чем. Стоит ли говорить о простом пастухе?

– Я так и думал, – отозвался Алпамыс. – Выходит, нам нет причины враждовать.

– Ты прав, батыр. Если останусь жив, я постараюсь вызволить тебя из неволи. А сейчас прощай.

– Спасибо тебе, пастух!

– Не стоит благодарности. Кейкуат никогда не оставит друга в беде.

И с этими словами пастух побрел к юрте, где его встретила дочь хана. Красавица еще не успела выехать на поиски тайного хода.

– В чем дело, пастух? Почему ты вернулся? Где козленок?

– Случилось несчастье, моя госпожа. Твой козленок провалился в глубокую яму. Я пытался достать его, но не сумел.

– В яму? Ты сказал – в глубокую яму?! – обрадовано переспросила Каракозаим. – Идем же скорее туда, и не забудь прихватить длинную веревку.

Что оставалось делать пастуху? Он повиновался.

– Алпамыс! – крикнула девушка, едва добрались до места.

«Так вот кого искала она в степи!» – догадался Кейкуат. Он слушал речь возлюбленной и не знал – радоваться ему или печалиться.

– Я спасу тебя, Алпамыс, – говорила девушка. – Обвяжись концом веревки. Вместе с Кейкуатом мы вытащим тебя наверх.

– Спасибо, красавица, – отозвался Алпамыс, – но даже вдвоем вам не поднять меня. Это под силу только моему коню. Если бы он был здесь, мой Байшубар…

– Байшубар? – Каракозаим на мгновение задумалась. – Он будет здесь. Кейкуат, слушай меня. Немедля отправляйся к хану и передай, что дочь его желает вернуться на коне побежденного ею батыра. Тебе поручаю пригнать Байшубара.

– Все будет исполнено, моя госпожа…

Хан охотно выполнил просьбу дочери. Ему не терпелось сесть за свадебный пир. Всю ночь шли приготовления, а утром хан Тайшик, Караман и другие придворные выехали навстречу красавице Каракозаим.

– Мой будущий зять, – произнес хан. – Отчего клубится пыль над горизонтом.

– То скачет Байшубар, мой повелитель.

– Теперь я и сам вижу, что наша дочь спешит выполнить свое обещание.

– Ошибаешься, мой повелитель. На всаднике блестят воинские доспехи. Уж не Алпамыс ли это?

– Ты что-то путаешь, одноглазый. Алпамыс сидит в зиндане. Эй, придворные, гляньте: кто скачет на коне?

Но никто из придворных не ответил ему. Они разбежались, завидев могучего воина. Хан Тайшик и одноглазый Караман разглядели его слишком поздно.

– Э-ге-гей, Караман! – на скаку прокричал Алпамыс. – Ты не сдержал своего слова. Я пришел рассчитаться с тобой.

В тот же миг Караман вскочил на коня и кинулся прочь. Кто знает: хотел ли он повторить хитрость Алпамыса или просто решил сбежать, – он не сносил головы.

– На помощь! Спасите! – на всю степь заголосил хан Тайшик. – Где мое войско? На помощь?

На его зов из близлежащих аулов, из-за холмов – отовсюду помчались всадники. Вместе с воинами навстречу батыру спешили пастухи, табунщики, ремесленники, но никто из них не обнажил меча.

– Ур-ра Алпамысу! Слава Алпамысу! – разносились по степи их приветственные крики.

…В тот Жень в юрте хана Тайшика состоялся самый веселый пир. Никогда еще здесь не было столько простых людей. На самом почетном месте сидели рядом, как братья, батыр Алпамыс и пастух Кейкуат. Под звуки кернеев и зурнаев красавица Каракозаим наполнила кумысом золотую чашу хана. Подавая ее Алпамысу, она пропела:

Прими эту чашу. В ней свежий кумыс.
Не бойся, отведай, батыр Алпамыс.
Ты сильных врагов одолел, победитель.
Прими эту чашу как наш повелитель.

С достоинством принял чашу Алпамыс. Но, едва пригубив, высоко поднял ее над головой и пропел:

Признаюсь, красавица, чуден кумыс,
Но дар твой не может принять Алпамыс.
Не может быть ханом ваш преданный брат.
Пусть правит страною батыр Кейкуат.

Всеобщим одобрением были встречены слова Алпамыса. Особенно понравилось собравшимся то, что он назвал Кейкуата батыром. Каракозаим тем временем присела рядом с Алпамысом и пропела ему на ухо:

Ты помнишь: тебе поклялась я в любви.
Я клятве верна: лишь меня позови –
Женой твоей стану. Ты медлишь? Молю:
Открой мне сердечную тайну свою!

Печалью и грустью наполнились глаза Алпамыса. Что мог он ответить красавице? Наконец решился батыр и пропел:

Открою, красавица, тайну мою:
Невесту оставил я в отчем краю, –
Но если позволишь, подскажет мой стих:
Батыр Кейкуат чем тебе не жених?

Что было потом?.. Спустя три дня за огромным дастарханом собрались едва ли не все жители Джунгарии, чтобы отпраздновать свадьбу красавицы Каракозаим и батыра Кейкуата. А еще через тридцать дней у Джунгарских ворот встретились казахи и джунгары, чтобы отпраздновать свадьбу батыра Алпамыса и красавицы Гульбаршин. В том месте, где стояла белая юрта Алпамыса, установили высеченное из камня изображение могучего воина. С тех пор двойник Алпамыса охраняет покой своей страны.

Да будет вечным мир на благословенной и сказочной земле Жидели Байсын!