На главную ...
Ян Калинчак
«Словацкий юноша»

I
II
III
IV
V

Скачать файл
в формате pdf

 
Ян КАЛИНЧАК

«Сербиянка»

I.

Жила на свете красивая девушка, такая прелестная, такая чудесная, что равных ей не было под солнцем. Глаза у неё были большие, чёрные; стоило ей только глянуть и повести взглядом, казалось, что ясный сокол своими волшебными крылами рядом взмахнул. Щёчки её были так прелестны: стоит только посмотреть на них, и кажется, что солнышко утреннее, выскочив из-за высокой горы, переполняемое чувством любви, готово расцеловать весь необъятный безбрежный белый свет. А фигура у неё была такая изящная, такая гибкая, такая стройная, что, кажется, мог бы кнутом её перешибить, а если обнять, так дважды. Звали ту девушку Милица.
Однако девушка эта много зла на земле сотворила: если не веришь, спроси хотя бы у юношей, и каждый скажет тебе: "Верно, так оно и есть, много зла сотворила". Но не она тому виной: она освещала мир своей красотой, не обращая внимания на то, что делают люди, глядя на нее, не взирая на то, несёт это миру счастье или несчастье.
И была эта девица Милица сироткой: кроме Бога и добрый людей не было у неё никого на всём этом божьем свете. Ей ещё и двух лет не исполнилось, когда умерли у неё и отец, и мать. Вся её семья погибла в Косово, а отец, который правил сербской землей во время турецкой зависимости, погиб в 1447 году, когда турки полностью уничтожили на Дунае греческие, романские и славянские племена.
Жил на свете Савва Маркович, который взял под опеку юную Милицу, и девушка у него расцвела подобно утренней заре и ни в чём не знала недостатка - разве что в матушке, что в земле погребена, да в птичьем молоке. Старый Савва её защищал и от злых турок, и от глаз излишне любопытных юношей; он берёг ее как зеницу ока, ибо турки злые - забирают всё, что только могут, и особенно красивых юных девушек; юноши сербские тоже злые, ибо похищают сердечки и приносят девушкам тысячи хлопот. Кроме того, Савва Маркович был настоящим сербом, и в голове его сплеталось немало замыслов. Он обещал Милицу самому достойному из сербских юношей, и по-другому быть уже не могло. Когда приходили к нему люди жаловаться на то, что турки, харадж собирая или для зерно паши выгребая и главицу (подушное) требуя, мучают их, истязают, он говорил: "Позор для юноши жаловаться на притеснения и не думать о мести, не думать об освобождении отчизны!" Когда же пожилые люди жаловались, что турки оскверняют храмы, а их самих на старости лет гоняют туда-сюда, на это Савва так отвечал: "Эй, побратимы! Сами погибните, но турка разбейте; а иначе дней вашей жизни останется меньше, чем волос на вашей голове!" За эти речи, за его самостоятельность в суждениях почитали Савву лучшим из сербов. - Вот у него-то расцветала и радовалась девица Милица.
Но Савва старел и старел. Волосы его понемногу седели и редели, а очи, этот алмаз человеческой души, все более мутнели, руки и голос его дрожали, а богатырская фигура клонилась долу, словно явор осенью, печалящийся о листьях своей жизни.
Печально, тоскливо было на душе у Саввы; нигде не видел он освобождения. Пожилые, познавшие сладость свободы люди поумирали, а новое поколение вырастало в рабстве и полагало, что так оно и должно быть. Стоило задуматься об этом, сердце его сжималось, и тяжко вздыхал он, когда сознавал, что не дожить ему до освобождения отчизны; и плакал, когда смотрел на Милицу, бриллиант своей души, ибо беда женщине, которая, не умея защититься, должна погибнуть в рабстве ни в чем не повинная.
Раз пришёл к нему старший сын Марко и сказал: "Отец мой, я убил уже более сотни турок и горжусь, что я - кровь от крови твоей, душа души твоей - лучший юноша во всей Сербии, и потому, согласно твоему обещанию, прошу: "Отдай мне Милицу в жёны!"
Старый Савва склонил голову, пробормотал что-то в седые усы и отвечал сурово, негромко: "Сынок мой Марко, Милицу получит тот, кто совершит более того, что ты совершил; он должен освободить Сербию от ига тюрбанов и веры ложного пророка".
"Молчи, отец, - отвечал Марко, - ты требуешь большего, чем смертный человек способен совершить. Душман попирает полмира и насмехается над народом, который тает перед ним словно мгла в горах перед солнечным светом".
Савва заскрипел зубами, ибо сердце его было более чувствительным, чем у жизнерадостного юноши; посмотрел он на сына сердито, вскинул руку угрожающе, а потом с язвительной усмешкой произнёс: "Это ты - лучший в Сербии юноша? Это ты - кровь от крови моей? Это ты хочешь получить Милицу?"
"Разумеется, хочу! - гордо отвечал Марко. - Отец, не гневи меня! - заговорил он после короткой паузы. - Ибо я не серб, если вынесу твой укоризненный взгляд!"
"Хорошо! Хорошо, сынок мой Марко! - порывисто ответил старец. - От престарелого отца, который едва способен поднять в руке ханджар , ты не способен вынести один-единственный взгляд, но полагаешь невозможным избавление от турецкого позора? Хорошо! Хорошо, сынок мой Марко!"
И Марко задрожал как осина, зубы его застучали, юное чело нахмурилось и, казалось, он того и гляди схватит отца за грудки. "Кто сказал тебе, что мы лижем цепи нашего врага? Что не скрипим зубами над нашим позором? - Оставь себе Милицу, я знать её не хочу, покуда нога душмана ступает по сербской земле. - Будь здоров, отец!"
Старый Савва искрящимся взглядом посмотрел на своего сына, с силой ухватил его за кабану и окликнул: "Постой! Постой, сынок мой Марко! Так же точно, как то, что я прожил на свете уже семьдесят лет, так и Милица будет твоей".
"Не посмотрю ни на тебя, ни на Милицу, - воскликнул Марко, - покуда ты не признаешь, что я самый лучший юноша во всей сербской земле!"
"Признаю, признаю, признаю, сын мой, - ответил старик, - но выслушай мудрое слово старика!"
Марко вернулся, сел за стол на скамью, подпёр голову руками и смотрел на отца, словно приглашая его к разговору.
"Ты не смеешь взять Милицу сейчас! - и, склонившись над ним, почти шёпотом он продолжал: - Сын мой Марко, мои собратья обошли и Сербию, и Боснию, и Герцеговину, скоро поднимется народ христианский. Сын мой Марко, ты должен будешь вести его и погибнуть, если окажешься не в силах победить".
Глаза Марко засверкали. Выскочил он из-за стола, обнял престарелого отца и держал его в объятиях без слова, без звука.
Люди простые живут исключительно насущным, и одно единственное слово способно вызвать в их груди самые противоположные чувства.

(Читать главу: I, II, III, IV, V)