| Ян КАЛИНЧАК
«Монах»
VI.
Хорошо спится в нашей здоровой горной местности
в чистом ночном воздухе, и в Липтовском замке хорошо спалось всем
– кроме двоих.
Были это Жильберт и – Ондраш.
Иоаннит пришёл в свои покои, снял с себя верхнюю одежду и с руками
сложенными на груди ходил взад-вперёд по комнате.
Странные мысли сновали в его голове, и странные чувства играли в
его груди, ибо сколько раз он останавливался внезапно и ещё более
стремительным шагом пересекал пространство комнаты. Сколько раз
голова его склонялась к груди и кольца змеистых чёрных волос рассыпались
вокруг лица, словно желали скрыть его неестественную невыразительность,
голова вновь вскидывалась вверх, и от малейшего сотрясения волосы,
словно слуга по приказу хозяина, занимали прежнее положение и открывали
нахмуренный лоб, выпуклые и огнём горящие глаза, судорожно перекошенное
лицо и лихорадочно двигающиеся губы. Рука опускалась и тут же стискивалась
в узловатый кулак, что свидетельствовало о чувствах в груди, которые
подобно водам Вага то тихо, то бурно плещутся.
Наконец самому себе прошептали уста: «Иоаннит никогда и нигде не
отступает от своих намерений, и тебя, Жильберт, к твоему вечному
счастью либо к вечным мучениям всего лишь один шаг способен привести.
– Сейчас или никогда!»
И стиснул зубы, схватил стремительно плащ и одетый бросился на постель.
Ещё не забрезжил рассвет, а он уже встал, надел панцирь, укрепил
на поясе длинный широкий меч, надел на голову шлем и спустился во
двор.
Словно тень, по пятам его следовал старый Ондраш, звук его шагов
заглушало бряцание длинных шпор иоаннита.
Прежде всего Жильберт распорядился оседлать двух коней, затем он
пошёл в караульное помещение и приказал начальнику караула никого
из замка не выпускать, покуда он не вернётся, из своих собственных
людей взял двоих при оружии и поспешил с ними вверх по лестнице.
Ондраш следовал за ним ещё более тихим и осторожным шагом, пока
они не пришли к покоям Имриха.
Жильберт поставил своих слуг к дверям, ведущим в покои, где спал
Имрих, повернув в замочной скважине ключ и, забрав его, отдавал
слугам своим приказы на чужом языке, которого Ондраш не понимал,
но от которого он настолько не ожидал ничего хорошего, что его даже
холодный пот прошиб. Однако, что делать? Он вытер со лба холодный
пот, повернулся и направился в другой конец замка к своему дитяти
– Мариенке.
Тут все уже были на ногах, а Мариенка готова в дорогу, нетерпеливо
ожидая прихода Жильберта, но вместо него вошел старый Ондраш.
«Где ты бродяжничаешь, грешный человек? – спросила панна. – Я должна
идти, а ты не приходишь прислуживать».
«Нет времени говорить об этом! Прошу вас, прошу вас и заклинаю именем
отца, во имя всего святого, не ходите, не ходите с этим чужим человеком!»
И старик упал на колени.
«Ты не выспался, старик, – рассмеялась девушка. – Ступай. Ничего
не делает, а заспанный».
Тут на пороге в полном одеянии своего ордена появился иоаннит, и
хотя весь вид его более чем когда-либо прежде выражал суровость
и властность, на лице его играла улыбка, и уста промолвили нежно:
«Ну и ну, Мариенка! Должно быть, это ревностный любовник, коль скоро
он так нежно прощается, а спустя несколько часов будет повсюду разыскивать!»
«Оставьте его в покое, чудака, – отвечает девушка, – он не выспался,
а в его возрасте это сильно вредит. Ну, пойдём?» – спросила она
его.
«Я готов», – ответил иоаннит, взяв девушку под руку.
«А зачем вы сегодня, пан Жильберт, так облачились? Надеюсь, опасность
нам не грозит?»
«Нет, – улыбнувшись, отвечает Жильберт девушке, – просто, когда
я должен приветствовать кого-то выдающегося, я приветствую его в
наряде, который приветствуемому оказывает почет».
«Понятно. Ещё одно, пан Жильберт. Нам надо бы с Имрихом проститься».
«Оставьте его в покое, – отвечал иоаннит, – вы же знаете, что он
так хотел отдохнуть».
«Хорошо, – продолжала Мариенка, – но я потихонечку, на цыпочках
пройду к нему, чтобы его увидеть».
«И этого не нужно делать, ведь ты можешь разбудить его».
«Тогда подойдём хотя бы к двери покоя, где он спит, и там с ним
попрощаемся».
«Ты упрямая девушка, пусть будет по-твоему! Уезжай мы надолго, я
слова бы не сказал, а мы, надеюсь, через пару часов назад вместе
с отцом вернёмся, и тогда сиди себе с Имрихом сколько тебе захочется».
При этих словах длинным коридором приближались они к покоям Имриха.
Увидев тут вооруженных людей, спросила девушка: «Зачем здесь стоят
эти люди?»
«Есть такой обычай, – был ответ, – важным персонам дают почетный
караул отчасти для охраны, отчасти для услуг, на случай если бы
им что-то потребовалось».
«Храни тебя Бог, Имришко», – произнесла на это девушка. Улыбаясь,
кокетничая, вприпрыжку спустилась она в обществе своего провожатого
во двор, села на одного, а он – на другого коня, ворота замка закрылись
за ними и они неспешно удалялись по правой стороне хребта, простирающегося
между Просеком и Ружомбероком, беседуя о Вельможине и о скорой встрече
с ним.
Меж тем в Липтовском замке поднялся переполох.
Когда Мариенка ушла с Жильбертом, старый Ондраш ещё стоял на колеях,
но едва они отдалились, тут уж старик ни секунды не мешкал, он с
трясущимся подбородком сломя голову помчался по ближайшей лестнице
вниз во двор замка, а оттуда так легко, словно восемнадцатилетний
юноша, вверх на башню. Ворота опустились, старик приставил к глазам
ладонь, чтобы лучше видеть, а когда разглядел, что Жильберт с Мариенкой
направились не по дороге, вверх к Градку, а вниз к Ружомбероку,
бил себя по лбу и сам себе говорил: «Раны Христовы! Ведь пан Имрих
сказал, что наш господи вернется Липтовской долиной!» И словно бы
юношеской силой освежённый, летел он вниз с башни, разбудил слуг
Имриха, приказал им вооружиться, вкратце рассказал об опасности,
которая угрожает их господину, и пошёл с ними, взяв первую попавшуюся
дубину, к покоям Имриха.
«Открывайте двери!» – закричал он на стражников.
«Тихо! Назад!» – отвечали они.
«Я тебе дам назад! – прокричал раздражённо старик. – Если сей же
миг не откроешь, так получишь по своей постной морде, что её кровавой
подливкой зальёт! Пало, хватай его!»
Пало хотел это сделать, но его оттолкнули так, что остановился он
только возле противоположной стены. Но Ондраш поднял дубину и так
ударил стражника по голове, что тот упал без чувств, а когда второй
стражник мечом в Ондраша нацелился, в тот же миг двое слуг Имриха
повисли у него на руках, а старик ухватил его за ноги и так дёрнул,
что тот на землю упал.
«Держите его, держите, – крикнул Ондраш, – а ты, Пало, ступай, приведи
наших слуг с топорами и кирками!» Сам же он вскочил, взял в руки
дубину и колотил ею в двери покоев, так что грохот по всему замку
разносился, и кричал: «Пан Имрих! Пан Имрих, вставайте, беда!»
Он бил и колотил.
А когда Имрих отозвался, чтобы открыли, закричал Ондраш: «Откройте
вы!»
Ондраш рассказал Имриху: «Паныч! Этот чёрный монах увел Мариенку,
а вас тут запер, забрав ключ с собой и приказав страже, чтобы из
замка никого не выпускали. А тут лежат его люди, которых он поставил
к вашим покоям и отдал им приказ на чужом языке. А сейчас, – повернулся
старик к поваленному стражнику и приставив ему к шее его же меч,
говорил, – сейчас признавайся, ты, негодяй, подонок, мерзавец, зачем
тебя твой господи на страже поставил? Иначе отправим тебя туда,
откуда никогда до Липтова не доберёшься».
Тот, чувствуя на шее холод железа, сказал: «Пан комтур приказал
нам стоять тут и до его возвращения под страхом смерти никого внутрь
не пускать, а если кто-нибудь из покоев выйдет, в тот же миг его
уложить».
«Видите! Видите, пан Имрих! Поднимайся! Эй, Пало! Седлайте коней!
Вперёд, вперёд!»
Имрих уважал и безмерно ценил Жильберта за его осмотрительность
в делах военных, и потому не знал, что и думать об этом, однако
раздражённое усердие старика и ответ стражника привели к тому, что
он немедленно вооружился и спустился во двор, отыскивая старого
Ондраша.
Тот уже держал осёдланных коней и словно начальник говорил Имриху:
«Садимся и едем за ним. Он заморочил голову Мариенке, когда вас
тут не было, а сейчас увёл её, направившись не вверх, а вниз по
Вагу; он вас запер и приказал убить! Вперёд, вперёд!»
И Имрих, не зная, что ему предпринять, старательно следуя за возбуждённым
слугой, сел на коня и позволил увлечь себя.
В воротах их остановил вратник.
Тут старый Ондраш начал: «Ах ты болван! Ты решето! Ты проходимец!
Ты старое помело! Разве ты не видишь, что это наш будущий господин,
а ты всё ещё слушаешься приказов монаха?!» И так дал ему по уху,
что тот упал, и приказал отворить ворота.
Помчались потом Имрих с Ондрашом и слугами вниз к Ружомбероку, никого
догнать не в силах. И стали беспокоиться из-за нескорого результата
их предприятия; но сегодня неунывающий и на удивление взволнованный
старик и тут нашёл решение.
«Постойте, – сказал он, – немного». И соскочил с коня, упал а землю,
приложил ухо к земле и долго прислушивался, пока наконец не покачал
пальцем и тихонько произнес: «Подождите, вот они, но только не пойму,
почему топот двух коней всё сильнее и сильней отзывается».
Предположение Ондраша было верным, хоть он и не понял причины приближения
топота.
Жильберт, возбуждая воображение Мариенки образами скорой встречи
с отцом и рассказами о тяготах путешествия в восточные страны и
об опасностях во вражеских краях, но особенно в Святой земле, коротал
за разговором дорогу, так что сами они не заметили как оказались
на холме рядом с Ружомбероком.
Тут разом перед их взором развернулось чистое поле, лежащее между
Ружомбероком, Белым Потоком, Штявницей, Теплой и Лискавой, и веером
с вершин нижнюю Липтовскую долину окружающих с юга, овевал эту равнину
ветер и нагибал колосья, поле покрывающие, что выглядело словно
бег морских волн, подгоняющих друг друга.
Меж этими волнами луч солнца, отразившись от шлемов, открыл присутствие
целого вооруженного отряда.
Мариенка закричала в восторге, замахав руками: «Отец мой, отец мой!»
Жильберт посмотрел на неё ястребиным взглядом, бросилорлиный взор
на новое явление и мгновенно догадался, кто идет ему навстречу.
Вельможин приближался другой дорогой.
«Да, Мариенка, – ответил полуспокойно Жильберт, – и мне так кажется,
что это будет твой отец! Но поторопимся, чтобы они нас не обогнали,
поскольку тут нет ни брода, ни челноков, и потому они должны всей
толпой в другом месте на противоположный берег перебираться».
Девушка послушалась в восторге своей души, и поскакли они вдвоем
взгорком над Вагом лежащим.
Тут прозвучало сверху: «Остановитесь, остановитесь!» – и оба, Жильберт
и Мариенка, вскрикнули одновременно. Жильберт сказал: «Ну, если
я не могу тебя взять и должен погибнуть, так погибнем вместе!» И
схватил девушку за руку, мудорожно дал шпоры стремительному темпераменту
своего коня. Конь встал на дыбы, но скала, на которой они как раз
остановились, вздрогнула. Она загрохотала под тяжестью коня и всадника,
меч зазвенел и черный плащ зашумел словно злой дух в воздухе, пока
и коня, и седока не накрыли там внизу, под крутизной, под отвесной
скалой рычащие и шипящие волны серебристого Вага.
Девушка вскрикнула, увидев Имриха и Ондраша, потянула коня назад
за узду, конь встал на дыбы, выдернул руку своей госпожи из руки
монаха и выбросил её из седла на зелёную траву, растущую над самой
пропастью.
|
