| На главную страницу... |
| Повести |
|
Большой
перекур |
|
|
|
Глава 3 – Трох-тох-тох-тох… Вот наказание! Когда же они заглушат эту тарахтелку? Неужели нельзя подзаряжать аккумуляторы днем? Почему именно ночью, когда малейший шорох, не то что это кудахтанье, за версту слышен. Солнце им, видите ли, мешает, агрегат у них перегревается. Брехня! Атомного Комара за нос водят, вот и все объяснение. Чтобы днем ему на глаза не попадаться, чтобы голову он не морочил своими непредсказуемыми придумками и придирками, валандаются целую ночь – имитируют кипучую деятельность. А под утро, завтраком пожертвовав, окопаются в палатке и до самого обеда не высовываются. Должно быть, сладко им спится в тишине. А ты вот лежи и мучайся, и ворочайся с боку на бок. Добро бы бессонница одолевала, а то ведь спать хочется – спасу нет. Пока до кровати добирался, думал: соприкоснусь головой с подушкой и провалюсь, полечу. Добрался, упал, соприкоснулся и… на тебе! – Трох-тох-тох… Чтоб вам пусто было с вашими аккумуляторами, прохиндеи! Интеллигенция чертова. Всучить бы каждому по мешку с цементом – и на тропу. Разом бы отучились филонить. Где там!Будете спать, как сурки. А нам ишачить. Тягать этот цемент, глаза б мои на него не смотрели. Димка Лучинин благим матом орет: «Какого черта? На хлеб мне его намазывать? Или воздух штукатурить? Мне бревна нужны, доски нужны!» Можно подумать, я подвозом командую. Наше дело ишачье: что завезли, то и тягаем. Завезут доски – понесем доски. Завезут бревна – будем бревна носить. Но лучше пусть не завозят ни досок, ни бревен, покуда от цемента не избавимся. Понавезли его на нашу голову. Мало того, что не ко времени, это еще полбеды. Брезентом укрыть – и то не догадались! А цемент – не картошка. То ли дождем его примочило, то ли снегом припорошило – какая разница! Взвалишь мешок на плечо, а он как каменный. И так его поворачивай, и эдак – не приспособишься. Чуть прихватишь за угол посильнее да дернешь невзначай – лопается мешок. Не работа – маята одна. То ли дело бревно! Как угодно его крути, с плеча на плечо перебрасывай – не развалится. Опять же в паре идешь: и веселее, и надежнее, все равно что альпинисты в связке. Была б моя воля, разве я променял бы бревна на цемент? Эх, залетные-пролетные! Потопали, что ли? Веселее смотри! Шаг – вдох, шаг – выдох. И только так! Красота-то какая! Загляденье одно. Лунный пейзаж? Какой дурак эту глупость сморозил! Надо глаз не иметь, чтобы такое сказать. Вон он, Дембельский Карниз – черный как смоль. Но это пока он в тени, а стоит солнцу до него добраться – засверкает, заискрится радужными блестками, словно вся скала алмазами усеяна. А если вниз посмотреть? Ты не бойся, Аксенов, голова не закружится. Что, не узнаешь? Это он и есть, Узенгегуш! Где еще ты видел такую голубизну, такую чистой воды бирюзу! В Черном море? Может быть. Очень даже может быть. Но вряд ли. В Черном море нет и не может быть такой первозданной голубизны. Потому что вода в нем солона, даже слишком, до горечи солона. А тут – пил бы и пил. Даже если не пригоршнями, так взглядом. Вот только глянул на нее – и словно не было жажды, и даже зубы заломило от ее ледниковой студености. Да что вода! Воздуха глоток на стакан нарзана не променяю. Это враки все, что воздух в горах разрежен, что кислорода в нем не хватает. Этот воздух не то что пить – пригоршнями черпать можно, такой он густой. Особенно по утру. Вот, кажется, бросился бы в него и поплыл. Но только не кролем, не брассом, а саженками. Лихо так саженками, отмеряя метр за метром. Эй, Аксенов! Дурья твоя башка. Не напирай, удерживай. Там же поворот, Аксенов. Не впишемся. Бросай его к едрене фене, это бревно! Ну же, Аксенов! Разом! А-а-а! Господи, что же это? Нет, не может быть. Я падаю. Я же не умею летать, ведь я не птица. Ведь это только к слову пришлось, а на самом-то деле я и не думал бросаться. Я вообще… Нет, это все сон. Я просто падаю во сне. Это бывает, когда растешь. А я еще молод, потому и летаю во сне. Летаю? Действительно. Стоило руки раскинуть – и получилось. Всего лишь на миг, но получилось. Вот если сбросить со спины этот ненавистный мешок цемента… Стоп! Мы же несли бревно. Я точно помню, что мы несли бревно. Значит, это сон. Но когда же я проснусь наконец? А если не сон? Какая разница! Потом разберемся. Надо только от мешка освободиться. Что же он в плечо-то вцепился? – Держитесь, товарищ лейтенант! – Ибрагим? Куда ты, к черту! Живо назад! Не вытянешь ты меня. Мы же оба падаем. разобьемся! Трох-тох-тох… – Держись, лейтенант! За что держись? За воздух, что ли? – За поручень, говорю, держись. Вылетишь – не поймаем. Фу ты, черт! Надо же такому привидеться. А я-то думал, что в пропасть сорвался. Нет уж, хватит с меня. Держитесь сами за ваш поручень, а я уж лучше через иллюминатор посмотрю. У меня одна голова на плечах. И страховочный пояс ваш мне не нужен. Слава Богу, на зрение пока не жалуюсь, как-нибудь и через иллюминатор разгляжу. Где он, ваш перевал? Трох-тох-тох… Ничего не слышно. Одно слово – «бетономешалка». И как это вертолетчики умудряются слышать друг друга? Ну да, ведь у них наушники с микрофонами. Нет бы и мне гарнитуру выдать. Что ж я, пассажир что ли? Карту? Верно. Давно бы догадался. А то руками машет перед глазами. Где он? Ну, вижу. Вижу! Вот он, наш перевал. Да, подарочек. На таком перевале в пору скалолазов обучать, а не с китайцами толкаться. Как же они умудряются скот перегонять, не по воздуху же? Бараны и козы – те, положим, везде пройдут, а яки? И, главное, зачем? Добро бы на нашей стороне пастбища были. Так нет же – голые скалы, сыпучка, заросли облепихи по склонам, еще какие-то колючие кустарники, и только кое-где редкая, чахлая травка – по две былинки на квадратный километр. – Карбузов! – Я, товарищ лейтенант. – Вот ты, как вольный сын казахстанских степей, скажи нам, сколько отар может прокормить это ущелье? – Если по-хорошему разобраться, – улыбается Ибрагим, понял, что ждут от него очередной хохмочки, – если по-хозяйски рассудить, то я бы здесь, на Кичи-Тереке, построим плотину, затем арыки бы провел… – Постой, Карбузов. Какая плотина? Я тебя о чем спрашиваю? – Об аграрной политике. – Да при чем тут аграрная политика? Мы о баранах говорим. – Ну так бараны и есть аграрная политика. Вы же сами объясняли: баран – это шашлык в дубленке, поэтому овцеводство – ударный фронт. – Это когда же я такое говорил? – Да на прошлом занятии, товарищ лейтенант. Неужели забыли? – Так прямо и сказал – шашлык в дубленке? – Нет. Это я сам, для краткости. Так сказать, конспективно. – Довольно, Карбузов. Посмеялись и будет. Садись. – Вот так всегда, товарищ лейтенант. Только начнешь отвечать… А я, между прочим, готовился, социалистические обязательства принял. – Мы эту тему прошли. Мы новую тему изучаем, а ты у нас время отнимаешь. Садись. – Есть, товарищ лейтенант. Воля ваша. Не хотите вы, чтобы я отличником боевой и политической подготовки стал. – Хочу, Карбузов. Поэтому не мешай. Мы и без того целых пять минут потеряли. Так вот, обводнение горных пастбищ на территории Киргизии способно дать прибавку… – Товарищ лейтенант! – Ну, что тебе, Ибрагим Аслаханович? – Так мы ж эту тему прошли… на прошлом занятии. Вот напасть. Заморочил мне голову. – Отставить смех! Садись, Карбузов. Довольно. – Так я ж о баранах хочу сказать. Разрешите? – Куда ж от тебя денешься. Говори. Только кратко. – Если кратко, товарищ лейтенант, то на здешней растительности и один баран не прокормится – сдохнет Ну, наконец-то. – Какой же мы из этого сделаем вывод? А вывод такой: вся эта возня с баранами и прочей живностью нужна китайцам лишь для того, чтобы в очередной раз заявить о своих претензиях на нашу суверенную территорию. При этом они решают две задачи. Первая: в ходе систематических выходов на перевал Терек провоцировать конфликтные ситуации и столкновения, фиксировать на кино- и фотопленку действия советских пограничников, чтобы впоследствии представить их мировой общественности в искаженном, выгодном для себя свете. Вторая: в случае прорыва боевых порядков заставы «Безымянная» перегнать через перевал Терек как можно больше скота, максимально углубиться на советскую территорию и явочным порядком, под видом выпаса, осваивать оспариваемый участок. При этом ставка делается на то, что действия пограничников по выдворению нарушителей и восстановлению линии границы дадут еще более богатый материал для антисоветской пропаганды. Как это и было минувшим летом. Исходя из сказанного, наша задача сводится к следующему. Во-первых, не допустить перепаса скота через перевал Терек. В противном случае нам же придется их и выдворять, что гораздо сложнее. Во-вторых, во время толкучки на перевале избегать действий, которые могли бы быть использованы противником в антисоветской пропаганде. В-третьих, фиксировать на кино- и фотопленку провокационные действия китайской стороны и одновременно препятствовать действиям китайских кинооператоров, используя подручные средства и благоприятные для нас условия местности. Вопросы есть? – Разрешите? – Да, Манаков. – А правда, что китайцы якам водочные уколы делают? – Правда. – А то, что баранов нарочно с перевала сбрасывают, чтобы те разбились? – Пытаются сбросить. Чтобы снять на пленку и показать, как жестоко поступают советские пограничники. – А баранов мы им возвращаем или как? – Возвращаем, Карбузов. В обязательном порядке возвращаем. – Ну и глупо. Им своих баранов не жалко, а мы на тушенке третий месяц сидим. Была б моя воля… – Отставить, Карбузов. Своевольничать дома будешь, если милиция позволит, а здесь… – Еще вопрос разрешите? – Хоть сто. Только по существу. – Я по существу. Несправедливо получается, товарищ лейтенант. Если китайцы через перевал не прорвутся, значит, и задержания не будет, а без задержания нам ни знаков, ни отпусков не дадут. – А тебе чего бы больше хотелось? Знак или отпуск? – Мне бы? В отпуск. А еще лучше на дембель в первой партии. – Вот когда не пропустим, тогда и обсудим этот вопрос. А пока будем говорить о том, как лучше выполнить поставленную задачу. – Да что тут разговаривать. Нам бы только до перевала добраться. Может, прямо сейчас? – Отставить, Ибрагим. Стоп! О чем это я? О каком перевале речь? На перевале застава толкается, а мы по тропе ходим, бревна на себе таскаем и цемент, чтоб ему ни дна ни покрышки. Как же это я спутался? Я же должен объяснять, ради чего мы ишачим в этом караване. Что без наших бревен и прочей поклажи строители не успеют до зимы поставить заставу. И тогда на зиму придется заставу с участка снимать, – не зимовать же в палатках? А по весне на китайской стороне перевалы открываются раньше. Наши еще в снегах, а для них – путь свободен. Овладеют перевалом Терек, перегонят скот в долину и попробуй их вытури оттуда. На целое лето возни. Так что наша задача поважнее самой толкучки на перевале. Вот что важно понять. А я несу бог знает что. Хорошо еще посторонних на занятии нет, а то бы впаяли мне. В лучшем случае на смех подняли бы – зарапортовался. Все от недосыпу. С прошлой недели выспаться мечтаю. Думал, в воскресенье после обеда отосплюсь наконец. Так нет же! Атомный Комар до самого ужина мурыжил. Хоть бы его в отряд вызвали. Дня бы на три. нам бы хватило. Стоп. Тут снова что-то не так. Я же сплю. Мне же все это снится. И только. Вон и движок у связистов тарахтит. - Трох-тох-тох… Ну и пусть тарахтит. Так даже спокойнее. Словно кузнечик стрекочет, монотонно так, убаюкивающее. Когда же это я в последний раз засыпал под кузнечиков? Сразу и не припомнишь. Быть может, в училище? В полевом учебном центре, на стрельбище, когда… – Товарищ лейтенант, китайцы! – Отставить, Аксенов. Отбой. – Китайцы на перевал выдвигаются, товарищ лейтенант! Трох-тох-тох… – Где? Да где же они? – Да вон же! Неужели не видите? Черт бы побрал этот иллюминатор. С какой вдруг стати он запотел? Ничегошеньки не видать. – Ну, где же они, Аксенов? – Правее. Правее смотрите, товарищ лейтенант. Вы бы пристегнулись. – Вот еще. Что я, овчарка - на поводке сидеть? Полегче, Аксенов. Не напирай. Вижу. Вижу. Стадо коз голов в двадцать пять, десять яков и десять, нет – тринадцать, нет – восемнадцать китайцев. А вот еще два. С чем это они? Неужели с пулеметом? А на перевале – ни души. Где же наши? Где пост наблюдения? Кто поднимет заставу? – Карбузов! – Я, товарищ лейтенант. – Срочно свяжись с заставой. Доложи: на подступах к перевалу наблюдаем… – Есть, товарищ лейтенант! – Куда же ты, Карбузов? Он же не умеет летать. Он же разобьется! Вот бестолочь несусветная. Надо было по радиостанции. Что же я стою? Он же камнем падает, вниз головой. Как это больно, должно быть, – головой о скалы. – Карбузов! – Я, товарищ лейтенант! – Руки раскинь! Как крылья. Не бойся. У тебя должно получиться. Главное, не бойся. У тебя получится, Карбузов. Ну! Делай как я! Вот видишь? И всех делов-то. Если бы так. Руки расправить – не велика премудрость. А как приземляться будем? Тут и одному некуда ногу поставить. Разве что прямо на перевал? А если промахнемся? Если в Китай унесет? Будет нам потом на орехи за нарушение воздушного пространства. – А может, на бреющем, товарищ лейтенант? – Что на бреющем? – Пролетим у китайцев перед самым носом. Они же со страху попадают. – Отставить, Карбузов. Я тебе пролечу. Нам только ноты протеста недоставало. – Всегда вы так. Сейчас бы ка-ак жахнули! – Разговорчики, Карбузов. Нам еще жахнут за эти художества. Так жахнут, что маму вспомнишь. Если, конечно, приземлиться сумеем. Главное – площадку подходящую выбрать, сгруппироваться вовремя, ногами спружинить. И не бояться – вот что самое главное. – Чего ж тут бояться? Как-нибудь научимся. Тоже мне оптимист. Можно подумать, он гвозди заколачивать учится. – Вот что, Карбузов. Я – на перевал, а ты делай правый разворот и планируй на заставу. Доложи обстановку. – Уже не надо, товарищ лейтенант. – Что значит «не надо»? – На заставу Аксенов полетел. Он и по специальности связист. – Как? Еще и Аксенов? – Да вы не волнуйтесь. Он смышленый, у него получится. Вот черти полосатые. Вконец распустились. Без команду, без инструктажа… Ох и начистят мне холку. И поделом. Развел анархию. – Кто еще выпрыгнул? – Все, товарищ лейтенант. Ну, долетались, допрыгались. Не взвод, а эскадрилья какая-то получается. Камикадзе доморощенные. – Вы как крикнули: «Делай как я!», – так они следом и посыпались, словно горох. Выходит, я же еще и виноват? Словно не поняли, что команда только Карбузова касалась. – Где же они? – Да вы не волнуйтесь. Они уже на перевале. Вон Стас, вон Святой Вит… Слава тебе, Господи, хоть здесь-то обошлось. – Какого же лешего мы тут валандаемся? Живо вниз. Да смотри, чтоб на китайскую сторону ни ногой! Может, еще и не узнают про наши художества. Только бы ногу никто не подвернул, синяков и шишек не нахватал, а то замучает потом объяснительными Атомный Комар. Ему же не объяснишь. Да и не поймет он, как это: без команды, без инструктажа… Все, довольно. Об этом потом. Сейчас главное – не промахнуться. Хорош я буду, если перед всеми на четыре кости приземлюсь. Ну уж дудки. Не первый год замужем. Группировка. Ноги вперед. Касание! – Все по местам! Автоматы за спину! Пулеметный расчет в Орлиное Гнездо! Зеркальщики – на Галерку! Успели. Честное слово успели. А теперь посмотрим, какой спектакль вы нам приготовили, провокаторы хреновы. Привыкли под прикрытием пулемета хорохориться. А сегодня Орлиное Гнездо наше. И солнце в аккурат над перевалом зависло. Как вам это понравится? Придется подкорректировать малость сценарий. А может, и вовсе уберетесь восвояси? Вряд ли. Вот если бы застава подоспела. С собачками. Очень не любят яки собачек. О козах и говорить нечего. Где же Фадей со своими гвардейцами? Что же он медлит? – Сомкнуть ряды! Локти в замок! Пики наперевес! Вперед не выступать! Назад ни шагу. Явились. С прибытием вас, господа артисты. Что-то вы сегодня припозднились. Мы, признаться, даже засиделись. Начинайте, чего уж там. Впрочем, можете и посовещаться. Только недолго. На заставе, поди, обед стынет – не Бог весть какие деликатесы, но все-таки. Странное дело. Всю жизнь представлял себе китайцев низкорослыми, щупленькими. Где они только набрали таких мордоворотов? Вон те двое, как вобла сушеная, тощие – эти точно чабаны, а все остальные… Даже нее похожи на китайцев, скорее уйгуры или киргизы. Что это он выкрикивает? – Карбузов! Вроде как к тебе обращается. Случаем, не родственник? – Нет, товарищ лейтенант. Другом называет. Сказал бы я ему. Разрешите? – Отставить, Карбузов. На провокации не поддаваться. Что он там еще лопочет? – К себе зовет. обещает каждый день чашку риса и белую булку. – Ну так подумай. Все-таки целая чашка риса. – Уже подумал, товарищ лейтенант. Может, лучше мы его пригласим? Вместе с бараном, на пельмени? – Не стоит, Ибрагим. Слишком много гостей, а одного приглашать вроде как-то неприлично. Ага, военный совет закончился. Ну, так что? Будет сегодня представление или так разойдемся? Какие-то вы сегодня не солощие. Мало рису ели? Или Святой Вит со своим пулеметом вам на нервы действует? Давайте-давайте. не сачкуйте. Отрабатывайте свою чашку риса и белую булку. Все ясно. Первым делом – пулеметный расчет за камень. Ну и пусть себе там полежат пулеметчики, погреют бока. Нам на этот маневр начхать. – Виткявичус? – Я! – Держи пулеметчиков на прицеле. – Держу, товарищ лейтенант. Знаю, что держишь. Это я для Аксенова. Чтобы помнил: господствующая высота сегодня наша, и китайский расчет – даром что они за камнем укрылись – у Святого Вита как на ладони. В случае чего он им пикнуть не даст. И расчету, и всем остальным. Да они и не пикнут, будут сегодня паиньками. Тоже ведь понимают, что к чему. А ствол из-за камня выставили даже не для острастки – так, для проформы. Надо же эту игрушку куда-то пристроить, раз уж приволокли в такую даль. Вот яки – это уже серьезно. Сколько в них весу? Центнеров пять или шесть в каждом? А может, и больше. Но главное – рога. Такими насквозь прошьет. А морды вовсе даже не свирепые – флегматичные. Вон он их как палкой охаживает, а они не свирепеют, жмутся один к другому. Может, брешут насчет уколов? Или это только начало? Нет, не такие уж они безмозглые, эти яки. Тоже, видно, соображают, что почем. Наши пики потолще, поувесистей будут, чем палки. И, опять же, арматурина на конце – с палец толщиной. Видать, уже приходилось отведать. Потому и упираются. Эх, собачек бы сюда в самый раз. На собачек они бы и под палками не пошли. Где же Фадеев? Что он там, чаи распивает? Спихнут нас с перевала – ему же эту свору назад выпроваживать. Ну, уж дудки! Мы тоже упертые. В камень врастем, зубами цепляться будем. Двинулись наконец-то. Теперь посмотрим, чьи рога крепче. – Ощетинились, мужики! – Ощерились! – Разговорчики, Карбузов. Крепче пику держи. Боданут – почешешься. Вот это фокус! Ай да яки! Шкуры толстые, лбы крутые, а котелки варят не хуже чем у китайцев. Сделали вид, что на нас пошли, а сами, словно по команде, отвернули и вдоль строя, прямиком на киношников. Забегали, «стрекачи»! Так вам и надо. Собирайте манатки и уносите ноги подобру-поздорову. Нет, эти так не уйдут. Им поболее, чем чашку риса, отработать надо. Ишь, какие ряхи наели! Аж лоснятся. Организовать бы вам по кайлу в руки. Вместо кинокамер. – Что он там декламирует, Карбузов? – Протест заявляет. Предлагает покинуть китайскую территорию. Послать его? – Я тебе пошлю. Еще заблудится. Нам же потом отвечать. Куда же вы, «стрекачи»? Кина не будет? Понятен ваш маневр. Передислокацию затеяли? Воля ваша. – Зеркальщики! Не зевать! Сейчас начнется. Эх, жаль яков. На удивление смышленые животные. И вполне миролюбивые. Добродушные даже. Их палками лупцуют, а они только друг к дружке жмутся. А ведь доведут-таки скотину до крайности. Нет, про винные уколы – это брехня. На месте яков без всяких уколов любой озвереет, а они еще упираются. Что же ты не снимаешь, «стрекач»? Запечатлей для истории, как твои соотечественники над братьями меньшими измываются. Мы мешать не будем. Пленку бережешь? Или ракурс не тот? Ясное дело, эти кадры в ваш сценарий не вписываются. Ну а других вам сегодня не снимать. Это уж будьте уверены. Да где же Фадеев, в конце-то концов? Где его хваленая гвардия? Мои ребята ничуть не хуже, но восемнадцать человек, даже если на вытянутые руки разомкнуться, перевал не закроют. Китайцы это быстро смекнут, если уже не смекнули. На то они и китайцы. Вон по-новой яков заводят. Теперь уже с трех сторон их палками обрабатывают, чтобы не свернули, чтобы прямо на цепь вышли. А цепь жидковата. Тут стена нужна. Протаранят, прорвутся, скинут нас с перевала. – Манаков! Копытов! Степанов! Кто там еще? Лукьянов? Все ко мне! Мигом! Ну что ты смотришь на меня, Манаков? Беги же! Неужели не ясно? У тебя за спиной обрыв. Кому он нужен? Надо выход на тропу плотнее прикрыть. Им тропа нужна. – Быстро в цепь! Плотнее друг к другу! Пики наперевес. И активнее. Яки тоже не железные. Зря я Виткявичуса в Орлиное Гнездо услал. За пулеметом мог бы кто угодно полежать, а вот рукам его длиннющим сейчас цены бы не было. – Берегись! Ё-мое! Ни хрена себе подарочек! Таким и прибить недолго. Браво, Вит! Это надо же додуматься. И рассчитать. Прямо якам под ноги катанул камушек. Встали черти рогатые, набычились. А «стрекачи» головами крутят, на Святого Вита пальцами показывают. Да, оттуда прикатился, только вам-то от этого не легче, – снять не успели. А теперь лупцуйте своих яков хоть до посинения. Палки палками, а против камнепада у них инстинкт. Попробуйте втолковать им, что это Святой Вит хулиганит. Нет, китайцы – они, все-таки, китайцы и есть. Догадались камушек с дороги убрать. Что согнулся, бедолага, тяжеленько? – Карбузов! Вот бестия продувная. Боданул-таки китайчонка пониже спины штырем. Ну и чего ты добился? Посмотри как «стрекачи» заработали. Им только этого и надо. Считай что увековечили твой мастерский выпад. Будешь теперь звездой экрана. В компании с израненной задницей «невинно пострадавшего от рук советских ревизионистов». – Я же его слегка, для острастки. Охотно верю. Если бы не слегка, он бы не улыбался, а так – смотри какой довольный. Сорвал аплодисменты и радуется, что легко отделался. Ну-ну, порадуйся, бедолага. После толкучки свои же заголят тебе задницу и располосуют так, чтобы зрители содрогнулись. А ты как думал? Твои румяные ягодицы никого не интересуют. Искусство требует жертв. Ладно, Бог с ней, с инструкцией. Нарушили, так нарушили. Зато желающих наперед яков высовываться больше не имеется. – В морды, в морды не тыкать! Озвереют – пойдут напролом. Началось горяченькое дельце. Нет, ребята, этот номер у вас не пройдет. Тут мы твердо стоим. Только яков зря искалечите. У них хоть и шерсть густая, и шкура толстая, но штырь сантиметров пятнадцать длиной, на такой рожон не полезешь. Так что сворачивайте вы лучше манатки. Все равно ничего не выйдет. А зачем возмущаться? Солнечный зайчик в объектив угодил? Так оно и должно быть. Японская камера у тебя? Хороша, спору нет. И дорогая наверное. Но против нашего зеркальца за пятнадцать копеек ничего не стоит. Все по честному, ребята. Я же сразу предупредил: кина не будет. – Товарищ лейтенант! – Вижу, Ефиманов. Вижу-то вижу, да понять никак не могу, что они еще надумали? Вместо яков коз на нас пустить? Глупо. Где уж тут козам прорваться. Нет, не глупо. Очень даже не глупо задумано. С паршивой овцы хоть шерсти клок. – Манаков! Степанов! За мной! Как же я сразу-то не догадался? Ведь знал же, рассказывал мне Фадей, как они этих коз с перевала сбрасывают. Прямо с обрыва на скалы. И камерами стрекочут. Потом тут же, на перевале, и свежуют. Ну уж дудки! Не видать вам сегодня свежатинки, как собственных ушей. Нынче постный день. Чашкой риса довольствуйтесь. Если выдадут вам за такую работу по чашке риса. А я бы не выдал. Хреново работаете. Вся ваша хитрость китайская шита белыми нитками. – Полегче, Степанов. Ты же заколешь ее. Коза все же. А, черт с ней! Лупи! Прорываются! Что? Съели? Нечего по сторонам глазеть, ослепли твои «стрекачи». Не съемочный нынче день. Куда же ты палкой замахиваешься, гад! – Отставить, Манаков! На провокации не поддаваться. Неужели не видишь ты, Манаков? Он же нарочно. Им только того и надо. Он еще и не так замахнется, лишь бы у тебя нервы не выдержали. А ты не отвлекайся. Ты коз отгоняй. Они, безмозглые, не понимают, во что их втравливают. А мы с тобой… Ах, так?.. На, получи, получи! Уразумел, чья палка длиннее? Только замахнись еще! Я этого дрына не пожалею – об твои бока обломаю. Вот гнилая натура. Ведь понял же, без переводчика. Ну, ничего. будет знать. что и за нами не заржавеет. Куда же ты? Вот глупая тварь. Там же обрыв, пропасть! – Держи ее, Манаков! Да не ее, других удерживай! Эту я сам как-нибудь. Что ж ты брыкаешься, глупая? Я тебя от гибели спас. Ошалела от страха? Ишь как сердце колотится. Да не брыкайся ты! Чего доброго, сорвемся – костей не соберем. Сорвемся, говорю! Эх, мать честная! Накаркал на свою голову. А все из-за тебя, глупая. Долбанемся теперь башкой о скалы. Поздно, раньше надо было ко мне прижиматься, а теперь – хана. Падаем, козья твоя душа. Головой вниз падаем! Неужели конец? Быть того не может, чтобы конец. Не должно так быть. Несправедливо это. Я же правильно все делал. Только думать не надо было. Если бы не подумал, не испугался бы… Дурень. Какая теперь разница, почему? Падаем, а надо лететь. Надо хотя бы выровняться, чтобы не вниз головой. Ведь получалось же. И теперь получится. Должно получиться. Только бы от козы избавиться. Отпустить ее и расправить руки. Как крылья. ну ее к черту. Сама виновата. Пусть выкручивается. как умеет. Тут бы самому… Трох-тох-тох… Вертолет. Нет, точно вертолет! Неужели заметили? Но у него же винт сверху! Если на винт упадешь – все равно что в мясорубку. Неужели повыше подняться не могут? Я бы под винт поднырнул. Ведь можно же под винт? Только бы не промахнуться, мимо не пролететь. На второй заход высоты не хватит. Я же не птица в конце-то концов. – Правее! Правее берите, товарищ лейтенант! Он еще и советует. Словно я сам не вижу. Лучше бы руку протянул, чтобы зацепиться. – Руку протяни, Карбузов! Руку давай! Трох-тох-тох… Ни черта не слышно. Я его слышу, а он меня нет. Мог бы и догадаться. Где не надо куда как догадлив, а тут… – Руку, говорю, давай! – Без пятнадцати, товарищ лейтенант! Откуда у него мои часы? При чем тут часы? Зачем мне они? Тут того и гляди – либо на камни грохнешься, либо под винт угодишь. Эх, была не была! – Отойди от люка. Карбузов! Трох-тох-тох… Промахнулся? Нет, умудрился-таки! – Ну полно, Карбузов. Полно. Что ты меня тормошишь? Жив я. Дай хоть на ноги встать. – Вы же сами просили, товарищ лейтенант. Без пятнадцати. – Без пятнадцати? Верно. Сам просил разбудить за пятнадцать минут до подъема. Значит, это был сон. Век бы не видеть таких снов. Все из-за этой дурацкой тарахтелки. Что ж они, ночь напролет аккумуляторы подзаряжали? Да нет, вроде бы тихо. Угомонились полуночники. – Разрешите идти, товарищ лейтенант? – Да. Спасибо, Карбузов. Я сейчас. |