| На главную страницу... |
| Повести |
|
Большой
перекур |
|
|
|
Глава 6 «...называю фамилии отличившихся, указываю недостатки и способы их устранения, объявляю тему следующего занятия». Есть! Еще один конспект сработан. Не образцовый, но для отвода глаз и такой сгодится. Если в том же темпе работать, часам эдак к двум все недельное расписание осилю. А сон? Сон не главное. Как-нибудь потом, на неделе отосплюсь. Скажем, в понедельник или во вторник. Лишь бы судьба-злодейка к нам была благосклонна, и товарищ майор Бесфамильный раньше срока не пожаловали. С него ведь станется. Кто другой, стоит только с гор в отряд на побывку спуститься, в первый же день начинает «веслом табанить»: с автомобилистами договорится, чтобы они в тормозах какую-нибудь неисправность обнаружили и с ремонтом не очень-то спешили; а чтобы попутным транспортом отправки избежать, в санчасть наведается, дескать приболел-затемпературил – глядишь и прихватит к четырем законным выходным еще денька два-три. От Атомного Комара такого подарка не дождешься. Вместо среды может и завтра ввечеру заявиться. То, что о выезд его на понедельник не запланирован, ровным счетом ничего не значит. Батя его в шесть секунд в наряд-приказание впишет, в автопарке любую неисправность устранят, лишь бы видом его не видывать и слыхом не слыхивать. Остается только Бога молить, чтобы наипервейший мой начальник отгулял свои выходные от звонка до звонка. А с ним и мы, грешные, малость передохнули. Хотя бы завтра, раз уж сегодня не удалось. Да, не удалось, не повезло, не подфартило. А жаль. Сколько планов прахом пошло. И каких планов! Карбузов, как только узнал, что Бесфамильный на побывку собирается, сразу вспомнил, что он спорторг. – Волейбольный турнир, товарищ лейтенант, разрешите? – И план спортивно-массовой работы, честь по чести еще в отряде составленный, подсовывает. Знакомый, верный и беспроигрышный ход. – А все остальное что, уже выполнено? Что-то я не припомню, Ибрагим, чтобы мы кроссы бегали, соревнования по гимнастике или по поднятию тяжестей проводили. – Какие же кроссы в горах? Запрещено. Гимнастических снарядов нет, а в поднятии тяжестей мы каждый день соревнуемся, – приумолк, и без того узкие глазенки прищурил: – Так как насчет турнира? Хоть что-то надо бы провести. За невыполнение плана вас же будут ругать. Тоже мне аргумент! Была бы голова повинная, а повод намылить ее всегда найдется. – У нас волейболистов на две команды, да и то наберем ли. Какой же это турнир? – А связисты? А инженеры? Им только свистни. Ну как ты от него отбояришься! Да и с какой стати? Жалко мне? Пусть порезвятся. – Уговорил, Ибрагим. Действуй-злодействуй. Видать, не случайно словечко с языка сорвалось. Развернулся Карбузов во всю ширь своих организаторских способностей. Дня не прошло – посыпались шишки на мою не седую голову. Первым делом за добровольный отказ личного состава от сгущенки. С грехом пополам, при поддержке начпрода, убедил Бесфамильного в том, что никакого криминала тут нет – нужен же приз для победителей турнира! Не успел от первой подачи отбиться, принимай вторую – крученую. – Это спорт, я вас спрашиваю? Это физическая культура? – вопрошает разгневанно Атомный Комар и солдатской нательной рубахой потрясает. А на той рубахе, на груди и на спине, красной краской (где только раздобыли?) нечто длинноухое изображено: то ли ослик, то ли заяц. – Это форменное безобразие и порча военного имущества! Завтра же рапорт мне на стол. Самодеятельных художников – под арест, а убыток лично вы возместите. Свободны. – Чья работа? – Ефиманова спрашиваю: – Какой мудрец додумался? – Кто же еще? – отвечает Ефиманов. – Разумеется, Карбузов. – Ну, Ибрагим! Ну, Оселханович! – не удержался в запале. – Суток трое он заработал. Так и передай. И в палатку пошел. Вместо конспектов рапорт писать. Часа полтора на виду у неспящих сочинял. По утру прочитал Бесфамильный мое сочинение на заданную тему, покривился: – Выгораживаешь? Добреньким хочешь быть? Ну-ну. На свою же голову, – и творение мое, без резолюции, в какую-то папку сунул. – разберусь погодя. И виновных накажу. Так и знай. Разобраться, положим, не мудрено, а вот наказать… Ну отправит он Карбузова на губу, а кто за него ишачить будет? Я и сам, пожалуй, на губе посидеть не отказался бы. Третий месяц без выходных. Вместо сна то бредовые планы составляю, то фиктивные конспекты пишу. Да, конспекты, будь они неладны. Что там дальше по расписанию непроведенных занятий? Конная подготовка? Поехали. «Тема №3:
Приемы и правила верховой езды. Неужели найдется такой проверяющий, который поверит в эту туфту? На сто верст окрест не то что коня – клячи водовозной не сыщешь. В пору горных козлов оседлывать. Если бы были они, седла. Впрочем, и слава Богу, что нет. Чем меньше имеешь, тем спокойнее живешь. С тем же турниром не только неприятностей. Но еще и хлопот себе прибавил. Втемяшилось Бесфамильному в голову, что кроме волейбольной площадки должен быть в нашем лагере гимнастический городок. Даром, что мы формирование временное, что жить нам на Слиянии осталось от силы месяц – оборудовать, и точка! Благо за инженерами должок имелся. Сварили они их обрезков труб турник и брусья, привезли. Мои архаровцы остаток недели на эти гимнастические снаряды косо поглядывали. В среду, помнится, говорю на Большом Перекуре: – Зачем на воскресенье откладывать? Дня за два ямки отроем, в субботу установим, и воскресный день свободен – играйте сколько душе угодно. Отмолчались. Словно не слышали. Один Ефиманов (когда в лагерь вернулись, с глазу на глаз) то ли предложил, то ли посоветовал: – Вы прикажите, не то так и будут волынить. – В личное время? Вместо отдыха? – Какая вам разница? Не пойму я, товарищ лейтенант. Приказать вы не можете, а вынуждать, дескать, пока снаряды не установите, никакого волейбола – это по-вашему добровольно? – Есть такой метод, добровольно-принудительный называется. – Вот-вот. Именно так Карбузов и толкует. Дипломат Ефиманов: ловко Ибрагима подставил, ненавязчиво так тень на плетень навел, а сам в кусты. – Ну и пусть себе толкует. Я другого понять не могу: смысл-то в чем тянуть резину? – В растворе. После заливки сутки как минимум заниматься нельзя. Вот и получается, что если в воскресенье снаряды установить, то волейбол на гимнастику уже не поменяешь. – Ну спасибо, Ибрагим. Любимец публики. «Ваш, между прочим, любимец», – так следовало понимать усмешку Ефиманова. С ним, положим, все ясно. По крайней мере теперь. Но Ибрагим-то какого черта Ваньку ломает? Где так из кожи вон лезет, а тут! – Мы подумали, и я решил: ямки копаем сегодня, снаряды устанавливаем в субботу, воскресенье – день отдыха. Вопросы есть? – Нет вопросов, – отозвался Карбузов и, глаза закатив: – Кто бы сомневался… – Для ефрейтора Карбузова персонально повторяю: воскресенье – день отдыха. Вот и сказал то, что хотел услышать Ефиманов. Сам сказал. Стало быть, и винить некого. Остается только плоды пожинать. Ну и черт с ним. Уж если до занятий никому дела нет, были бы записи в журнале учета и конспекты в наличии, моя любовь-нелюбовь с подчиненными тем более никого не волнует. Нет и не было между нами любви – были взаимоотношения. Скажем так – неформальные. Ну так это дело поправимое. Мне же проще: ни тебе косых взглядов, ни упреков, ни поучений. Не обессудьте, орлы: за что боролись, на то и напоролись. Начинаем жить по уставу. Все, что прежде только записывалось, будем выполнять практически. С той же конной подготовки и начнем. «Метод:
рассказ, показ, тренировка. Но не мог же в среду знать Ефиманов, что в четверг завезут на Слияние шифер, что Димка Лучинин чуть ли не на коленях будет меня умолять: – Выручайте, мужики! Вы же видите: полы настилаем, а крыши нет. Со дня на день зарядят дожди – вся работа прахом пойдет. На Большом Перекуре спрашиваю: – Какие будут соображения? Молчат мужики. Каждый в сторону взгляд отводит. – Ответ ясен, – говорю. – Слушайте мое решение. В субботу делаем две ходки, в воскресенье – одну. – А как же турнир? – не замедлил с вопросом Карбузов. – Начнут без нас, а мы присоединимся после обеда. Либо раньше, если управимся. Все в наших руках. Вопросы? – Дело ясное: прав тот, у кого больше прав. – Разговорчики, Карбузов. Я человек не обидчивый, а вот обидеть могу. Не доводи до крайности. Уразумел? Уразумел Ибрагим. И гораздо больше, чем я хотел сказать. Невольный вздох, пожалуй, мне одному показался вздохом смирения. Остальными он был истолкован иначе. Разумеется, не в мою пользу. Ну и Бог с ним. Не только света, что в оконце. Может быть, и прав Фадей: с горячо любимым «личным составом»мне детей не крестить. А мои потуги стать отцом-командиром… Как утверждает тот же Фадей, «Отцом ты можешь и не быть, но командиром стать обязан». Та еще диалектика, но… насильно мил не будешь. Начнем командовать. Дурное дело нехитрое. Вот возьму и нынче же, с подъема, проведу зарядку по полному профилю. И дела мне нет, господа Ефимановы-Карбузовы, до того, что марш-броски и кроссы на высокогорье запрещены. Есть такое понятие, как ускоренное передвижение. Ввечеру, после второй ходки, чтобы служба медом не казалась, займемся боевой подготовкой. Как и предусмотрено распорядком дня. В полном соответствии с расписанием занятий. Не зря же я кропаю эти конспекты. «Приступая к отработке учебного вопроса, напоминаю, сопровождая показом, правила седловки. Особое внимание обращаю на контроль за состоянием потника, тщательность его укладки на…» На что же потник укладывается? Холка – это то, что перед седлом. Круп? На крупе я уже имел счастье прокатиться. Как же обозвать то, что находится между холкой и крупом? Тоже мне кавалерист! Хорошо хоть о потнике вспомнил. Выходит, не все из головы выветрилось. Кое-что из сугубо теоретического курса конной подготовки все же осело в памяти. И с этим осадком знаний занятия проводить? В пору липовый конспект написать и проставить оценки в журнале. Ефиманову и Карбузову – по пятерке. Ефиманову – за лычки, Карбузову… Скажем, за то, что предки его отчаянными джигитами были. Пускай порадуется дитя. И не думает, что я злопамятный. Я добрый. Хотя соблазн отыграться, не спорю, был. И было что сказать Ибрагиму тогда, в пятницу, когда на обшарпанном, дребезжащем «газике» примчался на Слияние начальник клуба. – Товарищи спортсмены, физкультурники и сочувствующие им граждане, – объявил я, бодрясь: – имею честь сообщить вам две новости. Новость первая: сегодня с наступлением темноты организуем просмотр кинофильма. Программу сеанса объявлю после ознакомления с репертуаром. В строю молчание. – Что-то я не слышу аплодисментов, не вижу воодушевления на лицах? Лучше бы не спрашивал. – «Анжелику» хотелось бы. Все серии, – подал голос Степанов. – А мне бы «Чапаева». Давно не смотрел, – подначил Ибрагим. – Вот и славно, – нанес я ответный укол. – Хотя бы ефрейтору Карбузову капитан Оралов сумел угодить. Остальным…Не обессудьте. – А вторая новость? – напомнил Ефиманов. – Увы, на бочку меда по раскладке полагается ложка дегтя. Завтра первой же ходкой киноустановку и прочее киношное имущество надлежит доставить на заставу. Вопросы, предложения есть? Сам же подставился. И получил совсем не то, что хотел услышать. – Патриотическое начинание разрешите изложить? – незамедлительно отреагировал Ибрагим. – Учитывая напряженный график работ и самоотверженный ратный труд личного состава нашего подразделения, предлагаю придержать киноустановку до понедельника. – Увы, Карбузов. По приказу начальника отряда первый киносеанс на заставе должен состояться не далее как в субботу. Исходя из этого делайте выводы. – В субботу так в субботу, – флегматично отозвался Конышев. – Нам без разницы, что таскать.
– Так я и знал! – Не горячись, Карбузов. Дослушай. Турнир переносится. На следующее воскресенье. – Это что же получается? Все выходные ишачить? – Разговорчики в строю! Вот он, командирский тон. И нечего рассусоливать. Приказал, и точка. А Ибрагиму, чтобы знал свое место и не забывался: – Ишачить, Карбузов, будете «на гражданке». А мы в воскресенье будем выполнять поставленную задачу. Служба есть служба, приказ есть приказ. Понадобится, и следующий выходной отработаем. Так! И более ни слова. Любой вопрос, малейшее возражение пресечь на корню. И на том стоять. Куда б они делись! Ан нет. Покорности показалось мало. Захотелось еще и уважения. Дескать, вот я какой – непреклонный и строгий, но справедливый. Сыграл на публику: – А отдыхать? Вот доставим последний груз – и трое суток отдыха. Никаких работ, никаких занятий – обещаю! Аплодисментов в строю так и не прозвучало. – Вольно. Разойдись! Ну и шел бы себе в штабную палатку, благо она пустовала. Мог бы и там вполне комфортно перекурить. Так нет же. Захотелось общения. – Что невесел, Ибрагим? Работы испугался? – Обидно, товарищ лейтенант. Такой турнир загубили. – Не вешай нос. Турнир мы, можно сказать, спасли. Во взгляде – притворное удивление и едва прикрытая ирония. – Это как же так? – Очень просто. Откажи я строителям, разве они успокоятся? Дойдут до начальника отряда, а тот прикажет и… «пошли они, солнцем палимы». Разве не так? – Может, и так. Но могли бы и нас спросить, раз уж приказа не было. Прежде спрашивали. Хотя бы для вида. Вот так тебе: при всех, в поддых. – Приятно слышать. Особенно от тебя, Ибрагим. Сколько я огреб за твои художества, и хоть бы раз тебя наказал? – Лучше бы наказали, чем отца моего оскорблять. – Я? Отца? Постой. Ты о чем? – Ну как же. Принародно меня Оселхановичем назвали. Скажете нет? Вот это лужа так лужа! С таким смачным пришлепом я в нее плюхнулся, что поневоле растерялся. Мне бы вспомнить: не принародно, а наедине с Ефимановым прозвучало оскорбление. Впрочем, и хорошо, что не вспомнил. Может, именно потому и отреагировал правильно: – Был такой грех. Сгоряча сказал, а сейчас даже признаться стыдно. И тем не менее... Вот что. Сейчас – принародно, вполне официально и искренне, – приношу свои извинения ефрейтору Карбузову Ибрагиму Аслахановичу. Все слышали? Такого поворота орлы мои явно не ожидали. Стало быть, вышел я из затруднительной ситуации. С честью ли, нет ли – потом разберемся. А сегодня впору с конспектами управиться. На чем бишь я остановился? Поехали! «…тщательность его укладки, правильность подгонки стремян и затяжки подпруг…» |