Подсчитали – прослезились

О том, как надо проводить занятия по боевой подготовке, лейтенант Арефьев и сам мог бы целую лекцию прочитать. Слушал он капитана Болотникова и вдруг выпалил:

– Учить все горазды. Хотите, за ночь я вам такой конспект составлю, что в пору показные занятия проводить.

– Вот и составь. За чем же дело стало? – невозмутимо ответил капитан Болотников. – Составь и проведи, а я посмотрю…

– Да в том-то и дело, что посмотреть не удастся, – нарушая субординацию, перебил Арефьев. – Были бы у меня средства имитации, я бы каждое занятие по-писаному проводил, «в обстановке, максимально приближенной к боевой, без послаблений и упрощенчества». А с этим…

Махнув досадливо рукой, лейтенант распахнул сейф и выставил на стол вскрытый цинк, наполовину заполненный россыпью холостых патронов.

– Семь шестьдесят два, – пояснил он, разгребая потемневшие от долгого хранения гильзы. – Вот, и еще два взрывпакета. Богатство!

– Не густо.

– А я о чем говорю? С такой имитацией только ворон пугать. Вот и приходится… «пеше по-машинному».

Покачал головой капитан Болотников, но вдруг спохватился, вспомнив, что не пристало ему, заместителю коменданта, поощрять эти самые «послабления и упрощенчество». Наморщил он лоб, хмыкнул, гмыкнул, плечами повел и говорит, нарочито бодрясь:

– Эх, лейтенанты! Научили вас всяким премудростям, кроме самой главной, без которой на границе и шагу не шагнуть.

– Это какой же?

– Да смекалке пограничной. С полным комплектом имитации и дурак занятия проведет, а ты вот с этим «богатством» расстарайся, прояви талант.

Усмехнулся лейтенант Арефьев, головой мотнул.

– Сказать легко. Сказать и я смогу.

– А ты не скажи, ты сделай. Молодой же парень, башковитый. Да я в твои годы… Э-эх! – распалился капитан Болотников. – Думаешь байки рассказывает замкоменданта?.. Что там у нас по расписанию? Тренировка по командам тревог? Так вот, лейтенант, тренировку проведем с наступлением темноты, после ужина. И не тренировку, а комплексное занятие. Вот с этим «богатством». В обстановке, максимально приближенной к боевой. Через час я поставлю тебе задачу, а пока отдыхай.

«Отдыхай», – это, конечно, образно сказано. Где уж тут отдыхать лейтенанту, оставшемуся за начальника заставы. Вот капитан Болотников, тот скорее на отдыхающего походил: постоял на крыльце заставы, покурил, побродил по плацу, по хозяйственному двору, возле овощехранилища, на припеке, вроде как загорать собрался, два тюка сена разворошил, прилег, полежал минут пятнадцать, оделся и ушел.

– Значит так, лейтенант, – по прошествии часа ставил он задачу Арефьеву. – Взрывпакеты поделим по-братски, один мне, один тебе. Через пять минут принесешь мне телефонного кабеля метра три. Холостые патроны снаряжаешь в ленту, на ПКС наворачиваешь насадку и все это хозяйство незаметно переправляешь в опорный пункт, в бронеколпак. Дверь на замок запираешь, а ключ – мне. После боевого расчета отправляешь заставу на ужин, а сам в канцелярию идешь и ждешь. Как услышишь взрыв, бросаешь в форточку взрывпакет и тут же подаешь команду «К бою!» Далее – по обстановке.

К счастью ли нет ли, вопросов у лейтенанта Арефьева не возникло. Телефонный кабель он раздобыл, пулемет с коробкой холостых патронов незаметно переправил в опорный пункт, ключ от бронеколпака вручил капитану Болотникову и отправился проводить боевой расчет. Пользуясь тем, что заместитель коменданта при сем не присутствовал, дополнительный расчет и инструктаж на случай действия по командам тревог провел с особым тщанием, присовокупив в заключение:

– Обстановка на участке в целом спокойная, но… Словом, в случае чего мух не ловить, действовать по-боевому, с полным напряжением сил, проявляя разумную инициативу. Вопросы… есть? Дежурный, действовать по распорядку. И по обстановке!

С этими словами, чуть подрагивая от внутреннего волнения, лейтенант Арефьев направился к канцелярии. Сидел он, нервно покуривая, а когда за окном в районе овощехранилища прогремел взрыв, кинулся спички зажигать. С третьей попытки запалил шнур взрывпакета, швырнул его в форточку и выскочил в коридор.

– Застава к бою! – опередил его дежурный.

Тотчас возле самого крыльца громыхнул еще один взрыв.

– К бою команда была! – подхватил Арефьев. – Веселей, веселей поворачиваться! У крыльца не толпиться! Перебежками к ходам сообщения и – по своим позициям!

Напрасно нервничал лейтенант. Хотя проводимые им занятия и тренировки не отличались высокой степенью приближения к боевым условиям, подчиненные действовали четко и грамотно. Дежурный без промедления распахнул обе двери оружейной комнаты, сейфы с боезапасом и средствами усиления. Наиболее расторопные, вооружась согласно боевому расчету, уже выскакивали в коридор, когда снаружи, со стороны опорного пункта короткими очередями застрочил пулемет.

– Вперед! К бою! – выкрикнул лейтенант Арефьев.

Подстегнутые его окриком бойцы ломанулись в распахнутую дверь, выскочили на крыльцо и тут же попадали как подкошенные. Сверху на них так же дружно попадали и те, что бежали следом. А пулемет строчил. Все чаще, все отчетливее звучали короткие злые очереди, и всполохи огня плясали по беленым стенам конюшни.

Растерялся лейтенант Арефьев. Не предупредил его капитан, а сам он не догадался, зачем понадобился кусок телефонного провода. Но не растерялся дежурный по заставе сержант Оголенок.

– Занять оборону в здании! – крикнул он во весь голос.

– Из окон пали! – подхватил кто-то.

– Первое отделение – в ленкомнату!

– Второе отделение – в спальное помещение!

– Отставить! – опомнился лейтенант Арефьев. – Отставить!

Где там! Какое там «отставить»! Пулемет-то строчит! А пламя на хоздворе разгорается! И с крыльца из тех, кто как подкошенные полегли, никто не вернулся!

Громыхая сапогами, лязгая оружием, разбежалась застава по всем помещениям, и треск пулеметных очередей потонул сначала в звоне выбиваемых стекол, а потом и в захлебистом грохоте очередей из всех пятидесяти стволов личного и группового оружия. Разве что из гранатометов не палили.

– Отставить! Прекратить огонь! – все еще кричал лейтенант Арефьев, но его не слышали. Или не слушали?

Сел, точнее сказать, опустился обессилено лейтенант на табурет и в отчаянии голову обхватил.

– Оголенок! Гранаты давай! – крикнул на бегу сержанту, занявшему боевую позицию в дверном проеме, ефрейтор Лысухин. – Щас мы их гранатами, товарищ лейтенант!

– Отставить гранаты. Отбой. Прекратить огонь, – не отнимая рук, пробормотал лейтенант.

А пулемет все строчил.

– Отстань ты. Не видишь? Ранен лейтенант. Слушай мою команду. Савчуку передай, пусть пришлет человека три. Остальным сосредоточиться в столовой. Как соберутся, через кухню выбирайтесь наружу и за складами пробирайтесь в опорный пункт. Мы прикроем. На рожон не лезьте, гранатами их глушите. Все, Лысик, вперед!

– Назад! – взметнулся с табуретки лейтенант Арефьев. – Ефрейтор Лысухин, ко мне!

Поздно. Не было на заставе солдата расторопнее ефрейтора Лысухина. Впрочем, и те, кто в обычных условиях, как говорится, спал на ходу, «в обстановке максимально приближенной к боевой» преобразились, да что там – словно осатанели. Кинулся было лейтенант в столовую, чтобы предотвратить незапланированный заместителем коменданта прорыв из здания заставы в опорный пункт, но его буквально впечатали в стену три бойца, спешившие на помощь сержанту Оголенку. При этом последний, сам того не заметив, угодил лейтенанту прикладом чуть ниже живота. Так что к моменту, когда по коридору побежали те, кто должен был составить группу прорыва, лейтенант, обхватив живот, приплясывал на корточках.

– Лузгин, Семушкин! – услышал он над собой голос сержанта Савчука. – Лейтенанта выносите!

Хотел Арефьев возразить, мол не ранен он, и вообще… Но рядовой Лузгин так поспешно над ним склонился, что автомат, вокруг плеча на ремне мотнувшись, ударил его прикладом, на этот раз по голове.

Очнулся лейтенант Арефьев уже на улице. Очнулся в тот момент, когда сержант Савчук негромко, но решительно скомандовал:

– Приготовить гранаты!

А в голове шумело, голова раскалывалась от боли, и язык не ворочался.

– Петраков. Ты из-за стеночки длинными очередями крой. А все остальные по моей команде – за мной. Приготовились!

Эх, не было бы счастья, да несчастье помогло. Хорошо, что холостых патронов было так мало. Это и спасло капитана Болотникова. Смолк его пулемет, и штурмовая группа на минуту-другую, до выяснения обстановки, отложила бросок. А через минуту-другую лейтенант Арефьев смог вымолвить слова, ни в одном уставе или инструкции не записанные, но сразу воспринятые подчиненными как внятный и вполне осмысленный приказ. На том и закончилось комплексное занятие.

Само собой разумеется, итоги подводились в высоких штабах. Боевую выучку подчиненных лейтенанта Арефьева оценили по-достоинству. Сержантам Савчуку и Оголенку за инициативные и решительные действия даже отпуск предоставили. Покуда они на родину ездили, боевые товарищи отремонтировали выбитые рамы, застеклили окна, взамен сгоревшего, построили новое овощехранилище. Лейтенанту Арефьеву потерю управления «в бою» помножили на «высокую боевую слаженность подразделения». Отметили в приказе и изобретательность капитана Болотникова в создании обстановки, максимально приближенной к боевой. Ну да взыскание – это пустяк по сравнению с тем, что до гранат дело не дошло. Первое время не сладко ему было на новом месте в новой должности, но спустя годы, когда встретился он с Арефьевым, ох и смеялись же начальник штаба пограничного отряда со своим заместителем, вспоминая тот бой «без послаблений и упрощенчества».