Инцидент

Командир всегда прав.

В справедливости этого утверждения я грешным делом сомневался. Уезжая в отпуск, начальник заставы наказывал мне:

– Не гоняй Бажукова на фланги. Ему и на заставе работы хватит.

Я, разумеется, кивнул, а сам подумал: ну уж дудки, у меня любимчиков нет и не будет. Начальник заставы еще до отряда не доехал, а ефрейтор Бажуков уже на правый фланг дозором топал. На следующие сутки он у меня на посту наблюдения «отдыхал», а потом я его переходным (то есть с семнадцати по нолям) на левый фланг часовым границы отправил.

Старшина заставы прапорщик Мартынов пробовал было протестовать. Он, дескать, без Бажукова как без рук: овощехранилище надо к зиме готовить, полушубки ремонтировать, лошадей перековать, на складе ПФС… Перечисляя, мартынов старательно пальцы загибал, и я ни сколько не сомневался в том, что неотложных дел у него никак не меньше, чем пальцев на руках.

– Короче, Николай. Сколько тебе людей нужно?

– Нисколько. Бажукова в моем распоряжении оставьте. Он один управится.

Упрям старшина. Ну да и я не подарок.

– Кто ж у тебя Бажукова забирает? В час по нолям он из наряда вернется, до девяти поспит, а там – в полном твоем распоряжении.

Старшина губы скривил, головой мотнул, совсем уже не кстати напомнил мне о наказе начальника заставы. Мы на эту тему минут десять подискутировали, но я, разумеется, на своем настоял. Что из этого вышло?

Ничего сверхъестественного. Старшина отправился на склад продукты выдавать, а ефрейтор Бажуков в семнадцать по нолям в полном соответствии с приказом выступил на охрану государственно границы. Нарушителя он в эту ночь не задержал, и даже признаков нарушения границы не обнаружил, но службу нес бдительно - сам проверял.

– Оружие почистить и отбой, – выслушав его доклад, распорядился я. – До девяти у тебя сон, а с подъема поступаешь в распоряжение старшины. Так и будем служить – как все, на общих основаниях. Вопросы?

Вопросов у ефрейтора Бажукова не было. Вернее, вопрос-то у него был, да задать его мне он постеснялся. Оно и не удивительно. Второй час ночи, чай на кухне стынет, а надо еще оружие почистить. Тут каждый смекнет: чем больше вопросов, тем короче сон. Испросив разрешения, скомандовал Бажуков младшему наряда:

– Кру-гом! Шагом марш!

И он был по-своему прав. Хотя и не знал, что сон у него будет очень коротким.

***

Остаток ночи прошел спокойно, а по утру…

Проверив с рассветом контрольно-следовую полосу, на вышку, расположенную на правом фланге соседней заставы, поднялся пограничный наряд в составе двух отличников боевой и политической подготовки. Принимая под охрану участок, ничего примечательного они не обнаружили. Разве что на китайской стороне, метрах в ста от линии границы, корова паслась.

Может быть, именно потому, что других предпосылок к нарушению государственной границы не наблюдалось, наличие на китайской стороне мирно пасущегося домашнего животного было зафиксировано в журнале наблюдения. В течение часа, за неимением других объектов наблюдения, старший пограничного наряда старательно отмечал перемещения пасущейся на сопредельной территории коровы.

Само собй разумеется, появление двух китайских пограничников нашими ребятами было замечено своевременно, что и нашло отражение в журнале. Там же, кстати, отмечено, что китайцы целых пять минут возле той коровы совещались и призывно махали руками в сторону нашей наблюдательной вышки. Докладывать об этом на пограничную заставу старший наряда посчитал преждевременным. За телефонную трубку он схватился, когда увидел легковую автомашину, которая на высокой скорости приближалась к месту событий со стороны китайского поста.

Автомашина – «Пекинка» – это верный признак подготовки какой-нибудь провокации, а нашим бойцам в те годы как первейшая заповедь внушалось: «не просмотрите момент подготовки провокации». Ну, стало быть, пограничный наряд в составе двух отличников боевой и политической подготовки эту заповедь выполнил с честью.

Выслушав толковый и обстоятельный доклад подчиненных, начальник седьмой заставы капитан Резвых кратко распорядился:

– Продолжать наблюдение. На провокации не поддаваться.

И эта фраза очень даже часто звучала в те годы. Когда капитан Резвых доложил о случившемся в пограничный отряд, оперативный дежурный ее слово в слово повторил, от себя прибавив, чтобы Резвых его в курсе дела держал.

Начальник заставы с постом наблюдения связался.

– Что китайцы?

– Совещаются, товарищ капитан.

– С коровой что ли?

– Никак нет. Меж собой.

– Ну, добро.

И дал отбой. А чего уж тут было доброго? Ровным счетом ничего. Как раз-таки наоборот. Движимый недобрым предчувствием, Володька Резвых поднял «В ружье!» тревожную группу и во главе ее выехал на участок. Еще в пути получил от дежурного по заставе доклад о том, что два китайских пограничника гонят корову к линии границы.

– Заставу «В ружье!» Наряду передай: продолжать наблюдение, на провокации не поддаваться, – распорядился Резвых и добавил: – Через пять минуту буду на месте.

Через пять минут, когда Резвых поднялся на вышку, корова все так же мирно паслась, но уже на нашей суверенной территории. Два китайца метрах в ста от линии границы залегли и вели наблюдение, а те, что приехали на «Пекинке», укрываясь за корпусом машину, что-то оживленно обсуждали.

Ну и что бы вы сделали на месте Володьки Резвых? Заявили протест, выдворили злосчастную корову? Все так, да не совсем так. Не знаю как теперь, а в прежние годы начальник заставы обязан был, во-первых, доложить по команде обстановку, во-вторых, изложить принятое решение, и, в-третьих, получить добро на его выполнение. Если вы полагаете, что начальник отряда не одобрил замысел действий, предложенных капитаном резвых, то вы глубоко ошибаетесь, но если вы думаете, что он вот так вот, сходу, на собственный страх и риск дал добро, то вы ошибаетесь еще глубже. Распорядившись: «Продолжать наблюдение. На провокации не поддаваться. О прибытии резервов доложить мне лично», – начальник отряда принялся названивать в округ. Вот там, наконец-то, и прозвучало истинно командирское:

– Заявить решительный протест. Корову, соблюдая меры предосторожности, выдворить. В дальнейшем продолжать наблюдение, на провокации не поддаваться, обо всех изменениях обстановки докладывать немедленно. Резерв отряда привести в готовность к немедленным действиям.

Покуда округ докладывал в Москву об очередной провокации, покуда начальник отряда размышлял, не двинуть ли, упреждая события, резерв поближе к месту событий, Володька Резвых с «матюгальником» в руках подошел к границе и, не отрывая взгляда от карманного разговорника, принялся нести околесицу, из которой китайцы должны были понять, что они поступили неучтиво и опрометчиво, что вся ответственность за возможные последствия этого инцидента целиком ляжет на китайскую сторону. На Володькины гортанные выкрики китайцы не реагировали, во все глаза они наблюдали за тем, как два отличника боевой и политической подготовки, вооружась хворостинами, гнали к границе злосчастную животину. Она не то чтобы сопротивлялась, но шла как бы исподволь, словно понять никак не могла, ради какого резона ее гоняют с места на место, – что там, что тут трава одинаковая. Ну да не коровье это дело, философствовать на внешнеполитические темы. И слава Богу, что трава одинаковая. Промычала она что-то обиженное и принялась на китайской стороне траву выщипывать.

До поры до времени никто ее не беспокоил, и китайцы. И наши вели наблюдение друг за другом. Володька Резвых до прибытия коменданта распоряжался размещением резервов: своих подчиненных, в цепь развернув, расположил в центре, а резервы соседних застав – на флангах. Только залегли, у китайцев в тылу грузовик показался. Около взвода солдат возле «пекинки» спешились, вдоль дороги в цепь развернулись и тоже залегли. Тотчас два китайченка, те самые, с которых инцидент начался, снова на корову ополчились и погнали ее к границе.

Об очередной провокации уже не Володька Резвых – комендант участка в отряд доложил, и оперативный дежурный его успокоил: начальник отряда лично на участок выехал, а следом за ним мангруппа в полном составе движется, ждите, с минуты на минуту прибудут. Китайцы тоже даром времени не теряли: из глубокого тыла, вздымая в небо шлейф пыли, приближалась колонна.

– Целую роту подтягивают, – предположил Володька Резвых.

– Хорошо если роту, а не батальон, – ответил ему комендант и поспешил с докладом к начальнику отряда.

Покуда тот уяснял обстановку, мангруппа подоспела. Командир в КШМку юркнул и начались у него долгие и нервные переговоры с округом, через округ с Москвой, с командирами армейских частей, получивших задачу развернуться в боевые порядки на угрожаемом направлении. Злосчастная корова, вовсе не считая себя «виновницей торжества», мирно паслась на советской территории, метрах в тридцати от границы.

* * *

Я в это время в канцелярии заставы сидел, время от времени созваниваясь с прапорщиком Мартыновым и, выслушав очередной доклад о развитии событий, досадовал на себя за то, что старшину послал, а не сам с резервом поехал. Сам во всем виноват, а зло сорвал на подвернувшемся под руку ефрейторе Бажукове.

– Какая дойка, Бажуков? Тут того и гляди война начнется, а ты со своим подойником. Резерв для чего назначается? Чтобы быть в боевой готовности. Вот и сиди в обнимку с автоматом, жди команды.

– А Зорька как же? Вторые сутки корова не доена. Пропадет молоко.

– Пропадет, отвечать будешь. Почему вчера не подоил? Время у тебя было.

– Полтора часа, – пробурчал Бажуков обиженно.

– Мало тебе полтора часа? С каких это пор? И чем, позволь спросить, ты эти полтора часа занимался?

– Навоз выгребал, подстилку сменил, свиней покормил, кормушку отремонтировал. Что же еще?.. Запамятовал.

– Вот то-то и оно, что корову подоить ты запамятовал.

– Никак нет, товарищ лейтенант. Я было собрался, а Зорьки-то нет. Походил вокруг заставы, покликал ее – не видать нигде. Надо думать, паслась-паслась, да и приблудилась.

– Надо думать, – передразнил я Бажукова. – В том-то и дело, дорогой, что думать надо. Часовой для чего на вышке стоит?

– Спрашивал я у частовых. Не видели.

– А ты и успокоился? Вот какие мы добросовестные и исполнительные, – торжествовал я. – А почему не доложил?

– Виноват, товарищ лейтенант, – пробурчал Бажуков, набычив голову и всем своим видом давая понять, что на все последующие вопросы он будет отвечать по-ефрейторски: «Есть. Так точно. Никак нет».

– Виноватых наказывают. Распустил тебя Мартынов. Вот закончится эта катавасия, вернется прапорщик Мартынов и пусть… – тут меня словно током ударило. – Кипит твое молоко! Вторые сутки, говоришь, Зорька отсутствует?

– Так точно.

– Так точно, – передразнил я, хватаясь за телефонную трубку: – Дежурный! Мартынова на связь! Срочно!.. Николай? Как там у вас? Все по-прежнему? А корова где?.. На нашей стороне? Это уже лучше. Ты ее видишь? Ну так посмотри, не наша ли это Зорька?

– Ё-мое, – вместо ответа воскликнул прапорщик Мартынов. – Это как же так получилось-то, Виктор Степанович? Это что же теперь будет-то?

– Хреново будет. Ладно, Николай. Не хнычь. Покумекаем. До связи… Что скажешь, Бажуков? – в ответ молчание. – Понимаешь ли ты, какую кашу заварил?

–- Так точно.

– А расхлебывать, Бажуков, кто будет? Мне эту кашу расхлебывать?

– Как прикажете.

– А вот так и прикажу. Что хочешь делай, а чтобы через час корова на заставе была. Все. Точка. Вопросы есть?

– Никак нет.

* * *

Только у Бажукова, пожалуй, и не было в эти минуты вопросов. Все прочие, не исключая и китайцев, в догадках терялись: что означают эти маневры с перегоном коровы туда и обратно, какую цель они преследуют и какие действия, не совершив роковой ошибки, следует предпринять?

Зорька, вдоволь нащипавшись травы, улеглась ее пережевывать, а большие начальники, в том числе и в московских кабинетах, выскребали из коротко остриженных затылков замыслы действий, способных предотвратить перерастание инцидента на границе в вооруженный пограничный конфликт. Что уж там они придумали, мне не известно. Знаю только, что в пятнадцать по нолям вертолетом прибыл начальник штаба округа, а к пятнадцати тридцати - командиры армейских частей, на рекогносцировку. Нанеся на карты обстановку, все они удалились в КШМку - уточнять боевые порядки, задачи и порядок взаимодействия. Командиры рангом пониже укрепляли боевой дух залежавшихся подчиненных, перемещая туда и обратно подразделения, боевые группы и отдельные огневые средства. Словом, передвижение было много, а толку мало.

В этой суете и беготне никто не заметил, откуда вдруг появился коренастый, кривоногий солдатик с хворостиной в руке. Подошел он к Зорьке, что-то на ухо ей шепнул, меж рогов погладил, шлепнул по филейной части ладошкой и прочь пошел. Зорька, радостно что-то промычав, за ним потрусила. Едва скрылись они из виду в ближайшем кустарнике, начальник штаба из КШМки вышел, увидел поодаль из-за холмика поднимавшуюся струйку дыма, чуть левее - трех бойцов, короткими перебежками вправо смещающихся, и разрядил непомерное нервное напряжение.

– Что за бардак! – вскричал генерал. – Кто перекуры разрешил? Прекратить! Бестолковые передвижения тоже прекратить! Соблюдать маскировку!

Полегчало генералу. Биноклем вооружась, хотел он было посмотреть, что там у китайцев творится, и вдруг…

– А где корова? – спрашивает. – куда корова подевалась? Почему никто не докладывает?

Генерал шумит, генеральское лицо краской гнева наливается, а все подчиненные в растерянности. Те, что с генералом в КШМке сидели, ничего не видели, а те, кто видел, как Бажуков Зорьку уводил, полагали, что так оно и должно быть, что была на то соответствующая команда.

– Хоть кто-нибудь скажет мне, что тут происходит? – теряя всякое терпение, возопил начальник штаба.

Нашелся-таки неробкий офицер, который коротко и внятно изложил суть происшедших событий.

– Кто? Что за боец? Чей подчиненный? Разобраться и доложить! – сдерживая гнев, распорядился генерал.

Все, кто рядом стоял, кинулись разбираться. Бегали, суетились, но так ничего и не выяснили. Даже то не ясно, наш ли боец, китаец ли корову умыкнул. Одно установили со всей определенностью: скрылись они во-он в тех кустах.

– Разыскать! Догнать! Корову на место доставить!

Слава Богу, организация поиска по следам для пограничников дело привычное. Быстренько поисковую группу сформировали, собачку на след поставили, помчались и… вскоре вернулись. Привела собачка к линии границы, возле которой поневоле и завершилось преследование.

Уж как ругался генерал, я вам рассказывать не буду. Матерно ругался, но и его понят можно: как теперь из этой дурацкой ситуации выпутываться? Китайцы на исчезновение коровы вроде бы не реагируют. Может, и впрямь умыкнули скотину? Для какой такой цели? Неясно. Как об этом в Москву докладывать? Нет, о том, что умыкнули, докладывать никак нельзя, но и не доложить…

К счастью в этот момент из Москвы команда поступила корову вновь на китайскую территорию перегнать и доложить о реакции китайской стороны. Минут через пять доложили, что перегнали, а еще через десять – что китайцы эту самую корову в тыл погнали. Москва для пробы предложила демонстративно вывести из боевых порядков одно подразделение. Китайцы тем же ответили, и мало-помалу к наступлению сумерек возле вышки один пограничный наряд остался.

Тем и исчерпан был инцидент, но отголоски его еще долго звучали. Полгода министерства иностранных дел нотами протеста обменивались. А спустя полгода награды нашли героев. Ефрейтору Бажукову «погранца» первой степени вручили. В представлении я написал, что он вместе с прапорщиком Мартыновым в боевых порядках находился, действовал уверенно и четко, проявляя разумную инициативу. Так оно и было на самом деле, вполне заслужил он и большую награду. А собственный грех я все эти годы в душе носил. Вот рассказал вам всю правду, и вроде как покаялся.