– Вам приказываю выступить…

И не сказать, что эта ночь была какая-то особенная: выпускал наряды, на проверку сходил, с тревожной дважды по сработке выехал – все как обычно. А утром политзанятия с первой сменой. Стою, объясняю, в чем заключается политическая бдительность воина границы, и что нам всем надлежит делать, чтобы эта бдительность неуклонно повышалась. Первым делом, разумеется, не теряю бдительности сам. Прохаживаясь влево вправо, излагая все заранее намеченное вполне свободно, приглядываю за тем, чтобы слушателям мои не пригрезилось что-либо внеслужебное.

Спустя минут десять ходить я как-то притомился. Стою по центру и очередную фразу посылаю акцентировано в левый или в правый угол, в зависимости от того, где головы ниже склоняются. Про себя при этом думаю:

«А с какой это стати вы предо мной сидите, а я перед вами стою?.. Бегали вместе, спать я вовсе не спал и сегодня уже не придется… Оно, конечно, вроде как принято, но… а где собственно записано, что я должен перед столом расхаживать? А если и должен, посторонних никого нет, некому мне это лыко в строку записать… Да и пошли все в пень!»

Взял табурет, установил его ровно перед серединой стола и сел, облокотившись. Поворачивая голову влево вправо, излагаю сокровенную суть политической бдительности. Высматриваю, кто же из моих бойцов наименее стоек в борьбе со сном и, предчувствуя необходимость вскоре перейти к примерам из жизни заставы, пытаюсь припомнить за каждым из них какой-нибудь яркий пример притупления политической бдительности. Наглядного, убедительного примера память подсунуть не хочет, и я намеренно затягиваю теоретическую часть.

Дело это опасное. Излишним теоретизированием всю заставу усыпить можно. И тут я замечаю, что слушатели мои ведут себя неадекватно. Они не просто приподняли, а как-то даже вытянули головы, и не силятся открыть слипающиеся глаза, а буквально таращатся на меня.

«Что ж я такое рассказываю, что они так слушают? Надо бы мне себя послушать…»

Продолжая контролировать аудиторию, не умолкая ни на секунду, я включаю слух и что же слышу из собственных уст:

– …при обнаружении неопознанных воздушных целей – самолетов, вертолетов и других летательных аппаратов – определяете азимут воздушной цели и незамедлительно докладываете…

Бог ты мой! Я ставлю приказ… Да, точно, приказ часовому по заставе. Последовательно пункт за пунктом. Бойцы внимательно вслушиваются и не поймут: это сон… или следует принять строевую стойку?.. А я продолжаю. Я уже добрался до действий часового в случае внезапного нападения на заставу. Голос мой звучит отнюдь не скороговоркой, а именно так торжественно и проникновенно, как должно отдавать приказ. Я и сам уже встал. Я понял, что остановиться уже не смогу, и принял соответствующую случаю строевую стойку. Моему примеру последовали и подчиненные. С зачарованными лицами выслушали они напоминания о соблюдении правил и мер безопасности.

– Вопросы есть? – с облегчением выпалил я и, дабы не позволить подчиненным следовать моему пагубному примеру, объявил с суровой поспешностью: – Вольно! Перерыв!