"Сказание" Глава 2

«Когда по скончании курса учения пятнадцатилетний Ермолов явился в Петербург в чине сержанта Преображенского полка, то, поступив на действительную службу, он по недостатку денег не в силах был тянуться за прочими гвардейскими офицерами, державшими и экипажи и огромное число прислуги, а потому стал искать для себя другого рода службы. 1 января 1791 года Ермолов был выпущен капитаном в Нижегородский драгунский полк, слава которого впоследствии гремела на Кавказе в течение целого полустолетия. Ермолов тотчас же отправился в Молдавию, где стоял тогда этот полк. Командиром полка в то время был двадцатилетний племянник шефа полка, графа Самойлова, Н.Н.Раевский, преставившийся впоследствии в войну 1812 года.

В бытность свою в этом полку Алексей Петрович познакомился несколько с артиллериею. При полке находились полковые пушки, имевшие, как у дяди юного Гамлета, одно специальное назначение, стрелять «в знак осушения бокалов». Раевский возымел мысль дать им более целесообразное назначение: он переделал лафеты и переменил расчёт прислуги. За всем этим Ермолов тщательно следил и приспособлялся, но едва только он стал привыкать к фронтовой службе, как вдруг был вызван опять в Петербург по случаю назначения его адъютантом к графу Самойлову».

Н.С.Лесков, "Алексей Петрович Ермолов.
Биографический очерк"

«Как тогда было принято, ещё в младенчестве Ермолов был записан в военную службу: в 1778 г. уже числился каптенармусом лейб-гвардии Преображенского полка, а вскоре — сержантом этого полка. Начал А.П.Ермолов военную службу в 15-летнем возрасте: в 1792 г. он был привезён в Петербург, произведён в капитаны и зачислен в Нежинский драгунский полк старшим адъютантом к генерал-поручику А.Н.Самойлову».

В.А.Федоров, «А.П.Ермолов и его «Записки»

«При сильнейших связях и покровительстве со временем получалось разрешение записывать детей только унтер-офицерскими чинами, потому что, хотя отпущенные на дом для обучения в чины не производились, но по поступлению на службу им оставалось менее до производства в офицеры; многие были даже прямо записываемы сержантами, как, например, князь Михаил Семёнович Воронцов, бывший фельдмаршал. Наконец, дабы ещё облегчить скорейшее производство в офицеры, при особенной протекции можно было зачисляться в полк на действительную службу и оставаться дома, получая от полка ряд непрерывных отпусков. К числу таких принадлежал и А.П.Ермолов… Вся тяжесть службы лежала на бедных дворянах и на поступивших из податного сословия. <По прибытии в Петербург> он явился в полк, да раза два потом был в казармах. <…>
Желание участвовать в военных действиях начинало уже волновать А.П.: он достиг желаемого: 1-го января 1791 года он был произведён <из поручиков гвардии> прямо в капитаны Нижегородского полка и, кажется, вместе с Н.Н.Раевским, уехал в полк. В дядьки к нему был назначен капитан Пышницкий, почтенный, опытный и храбрый офицер, который в чине генерала приобрёл известность во время кампаний 1813 и 1814 годов».

В.Ф.Ратч, «Сведения об Алексее Петровиче Ермолове»

«Ермолов был поручен ещё в войну 1794 года капитану Низовского полка полковнику Ророку, который, в свою очередь, передал его капитану того же полка Пышницкому (впоследствии начальнику дивизии)».

Д.В.Давыдов, «Военные записки»

«Раевский, сперва семёновский офицер, потом ратовавший с казаками в Турции, больше хлопотал об артиллерии, нежели наши три последние генерал-фельдцейхмейстера».

В.Ф.Ратч, «Сведения об Алексее Петровиче Ермолове»

«…Раевский служил в Нижегородском драгунском полку в чине премьер-майора с февраля 1789 по сентябрь 1790 года, когда стал подполковником и командиром полка Большой Гетманской Булавы. (Если Ермолов в январе 1791 года и в самом деле уехал в полк вместе с Раевским, то это значит, что тот был в отпуске в Петербурге.) Нижегородским драгунским полком Раевский командовал с июня 1794 по 1796 год.
Стало быть, служить у Раевского в Нижегородском полку Ермолов не мог.
Тут надо внести существенную поправку в сообщение Ратча о зачислении Ермолова в 44-й Нижегородский драгунский полк. Дело в том, что он не просто был зачислен в полк, шефом которого был генерал-поручик граф Самойлов, но, судя по его собственному утверждению в просьбе об отставке 1827 года, числясь капитаном этого полка, получил должность старшего адъютанта в штабе Самойлова, командовавшего крупными соединениями, которые входили в армию Потёмкина. То есть, как только Ермолов начал действительную службу, Самойлов приблизил его к себе.
В качестве старшего адъютанта штаба он мог находиться в любом месте, указанном ему генерал-поручиком. <…>
В полку Большой Гетманской Булавы было 20 орудий. Вот этот-то артиллерийский парк Раевский и мог совершенствовать при участии любознательного Ермолова, уже имевшего со времён Благородного пансиона некоторые познания в области артиллерийского дела.
Именно тогда Самойлов мог по-настоящему узнать и оценить Ермолова. И в этом случае не Алексей Ермолов стал адъютантом Самойлова по протекции своего отца, а, скорее, наоборот. Приблизив сына, Самойлов, вернувшись в столицу и получив ответственнейший пост, мог вспомнить об отце своего адъютанта, Петре Алексеевиче Ермолове, которого он знал, разумеется, и раньше.
<…> Автор содержательной и построенной на новом и важном материале книги, в которой и приведены тексты Потёмкина, О.И.Елисеева обозначает и весьма любопытный поворот событий, о котором думал светлейший: «Со своей стороны, принявший «название Великого Гетмана» Потёмкин силами Черноморского и Донского казачьего войск должен был войти на полыхающие восстанием православные земли Украины».
Вполне возможно, что полк Большой Гетманской Булавы под командованием молодого Раевского формировался и для этой цели.
Стало быть, у капитана Ермолова уже в 1791 году был шанс принять участие в войне на территории Речи Посполитой.
Если наше предположение о службе Ермолова при Раевском верно, то он не просто наблюдал реформирование артиллерийского парка, но вместе со своими патронами готовился к весьма своеобразной боевой операции — сочетанию вторжения с инспирированным народным мятежом».

Я.Гордин, "Ермолов: солдат и его империя"

«В Петербурге молодой и красивый адъютант встретил радушный приём. Наружность Алексея Петровича, прекрасная, одухотворённая, внушительная и до самых преклонных дней его старости удерживавшая на себе внимание мужчин и женщин, тогда, в пору его расцвета, привлекала на него всеобщее внимание: он был высокого роста и отличался необыкновенною физическою силою и крепким здоровьем. Его большая голова, с лежащими в красивом беспорядке волосами, маленькие, но проницательные и быстрые глаза делали его похожим на льва. Взгляд его, в особенности во время гнева, был просто страшен: из глаз его буквально сверкали молнии. Горцы говорили впоследствии о Ермолове: «Горы дрожат от его гнева, а взор его поражает на месте, как молния».
Как человек домашний у графа Самойлова, Алексей Петрович был членом высшего петербургского общества и каждое утро слыхивал самые откровенные и бесцеремонные отзывы, как нынче говорят, «высокопоставленных лиц», которые по вечерам наполняли зал у Самойлова и которых там, словно всерьёз, просили «принять дань якобы подобающего им глубочайшего почтения». Шестнадцатилетний юноша присматривался не только к тем, которых осмеивали заочно, но и к тем, кто осмеивал их, и по врожденной ему проницательности угадывал всё нравственное ничтожество среды, в которой вращался. Прошло очень немного времени, и Алексей Петрович стал открыто относиться к этим людям с едким сарказмом, ирониею и насмешками, что, разумеется, очень скоро наплодило ему врагов. Алексей Петрович Ермолов терпеть не мог немцев и, по-видимому, беззлобно, но непереносно проходился на их счёт, где только к тому представлялся хоть малейший повод. Остроты, которыми Алексей Петрович осыпал немцев, переходили из уст в уста и, конечно, многим не нравились, а «немец немцу, по пословице, всюду весть подавал», и Ермолов под старость не раз говорил шутя: «Нет, господа русские, если хотите чего-нибудь достичь, то наперёд всего проситесь в немцы». Ермолов не мог увлекаться светскою жизнию; он беспрестанно занимался военными науками и назойливо просил графа Самойлова зачислить его в артиллерию, что, наконец, и было исполнено».

Н.С.Лесков, «Алексей Петрович Ермолов. Биографический очерк»

«По прибытии в Петербург из Молдавии Ермолов отнюдь не тотчас стал адъютантом Самойлова. В прошении об отставке он утверждает, что 18 марта 1792 года он был назначен квартирмейстером во 2-й бомбардирский батальон, а уже отсюда 14 декабря того же года стал адъютантом Самойлова. Это вполне объяснимо — Самойлов приступил к исполнению обязанностей генерал-прокурора только 17 сентября 1792 года, а утверждён был в должности в декабре.
14 декабря он возьмёт Ермолова к себе в адъютанты. Причём хорошо разбирающийся в званиях и должностях Дубровин называет Ермолова флигель-адъютантом, а это куда почётнее, чем просто адъютант. Дело в том, что до начала ХIХ века, когда правом иметь флигель-адъютантов стали обладать только императоры, должность эта существовала и при высокопоставленных генералах».

Я.Гордин, «Ермолов: солдат и его империя»

«В должности, «хотя почётной, но бесцветной», адъютанта Самойлова А.П.Ермолов был постоянным членом высшего петербургского общества того времени, разъезжал то с поздравлениями, то с приглашениями. Как человек домашний у Самойлова, он по утрам слыхал в его кругу откровенные отзывы об обществе и лицах, которые являлись на вечерних собраниях, он постоянно видел «la face et le revers de la medaille» (лицевую и обратную стороны медали - фр.).
Свет приветливо встречал Ермолова, и барыни повторяли с улыбкою самостоятельные мнения 16-летнего адъютанта, подчас противоречившие тогда господствовавшим, и чествовали его оригиналом».

В.Ф.Ратч, «Сведения об Алексее Петровиче Ермолове»

«В способе разделения занятий между департаментами видно уже желание выделить административные дела в одну группу, поставив во главе её самое доверенное лицо - генерал-прокурора. Все важнейшие дела государственного управления отнесены к первому департаменту, при котором и положено состоять генерал-прокурору. Сюда отнесены государственные внутренние и политические дела, как, например, государственные ведомости о числе народа, полные сведения о всех приходах и расходах, дела по герольдии (то есть о всём дворянстве), по синоду с подчинёнными местами, по коллегии экономии, иностранные дела с пограничными комиссиями и по канцелярии опекунства иностранных, по камер-коллегии с корчемными делами, по ревизион-коллегии, по штатс-коллегии и соляной конторе и по канцелярии конфискации, по секретной и тайной экспедициям, по приказному столу и по новому уложению, по ревизиям мужеска пола душ, по монетному управлению с принадлежащими к нему экспедициями и по берг-коллегии, и по различным заводам, по коммерц и по мануфактур-коллегиям, по магистратам и по банковым конторам для дворянства и купечества. Таким образом, все важнейшие дела по внутреннему управлению и, отчасти, по внешним сношениям, по финансам, в самом широком смысле этого слова, группируются вокруг одного могущественного лица, хотя и заслонённого департаментом, — генерал-прокурора».

А.Д.Градовский, «Эпоха реформ до учреждения министерств»

«Пытливый молодой ум не давал, однако, Ермолову погрузиться в чисто практическую службу, и постоянные занятия военными науками скоро привели его в Шляхетский артиллерийский корпус, выгоднее других тогдашних учебных заведений обставленный научными средствами».

В.Я.Потто, «Кавказская война»

«Острый, находчивый Алексей Петрович был желанным гостем высшего общества, но оно не удовлетворяло его, и жажда к занятиям не дозволяла ему предаваться исключительно праздной светской жизни и удовольствиям. Переименованный по личной просьбе в капитаны 2-го бомбардирского батальона, Ермолов был зачислен 9 октября 1793 г. в артиллерийский шляхетский корпус, где и принялся с полным жаром за изучение военных наук».

«Биография А.П.Ермолова».
РГВИА, Ф. 217. Оп. 1. Д. 15. Л. 1-12. Публикация В.М.Безотосного

«Жажда к чтению обратилась в А.П.Ермолове в совершенную страсть: по своим наклонностям он преимущественно налёг на многостороннее военное образование. Петербург не обладал тогда большими к тому средствами. Разыскание их привело его к артиллерийскому шляхетскому корпусу.
С новым, раскрывшимся перед ним, поприщем для учения Ермолов почувствовал недостаток времени: нужно было уделить его и своим занятиям, и светской жизни, а к этому присоединялись его адъютантские обязанности, незначительные, поверхностные, но ежедневно у него отнимавшие по несколько часов <…>. Он решил пожертвовать своим адъютантством и просил Самойлова о зачислении в артиллерию. 18 марта 1793 года он был зачислен квартирмейстером во 2-й артиллерийский баталион, приготовился к экзамену и 26 августа того же года был переименован в капитаны того же баталиона; а потом совсем был перечислен в артиллерийский шляхетский корпус.
<…> Находясь при корпусе, на собственном иждивении, Ермолов был избавлен от служебных обязанностей и потому имел много свободного времени; фортификация, артиллерия и черчение были главными предметами его занятий. А.П. под старость мастерски набрасывал местность и подарил мне собственноручно им сделанный план своего отступления от Бауцена, нарисованный во время Рейхенбахского перемирия: план этот может служить образцом топографического искусства».

В.Ф.Ратч, «Сведения об Алексее Петровиче Ермолове»

«25 октября 1762 года был образован Артиллерийский и инженерный шляхетский кадетский корпус. Число кадет с унтер-офицерами и капралами, которые назначались из них же, устанавливалось в 146 человек, то есть это была одна рота. Относительно комплектования корпуса воспитанниками из выходцев из прибалтийских губерний было определено количество мест для тех и других: «три части комплекта следовали для российского, а четвёртая для лифляндского и эстляндского дворянства».
<…> многое, о чём писал Шувалов, нашло отражение в организации обучения в новом военно-учебном заведении. Так, геометрия считалась одной из важнейших наук: «Сия наука есть истинное основание всем наукам в свете — она научает нас здраво рассуждать, верно заключать и неопровергаемо доказывать, она сохраняет нас от многих заблуждений, ибо геометристу труднее какое-нибудь предложение доказать обманчивыми доводами, нежели философу эвклидовы элементы». Относительно алгебры оговаривалось, что «не требуется, однако ж, чтоб артиллерийские и инженерные офицеры были великие алгебристы: ибо сия наука весьма трудна и надлежит употреблять многие годы, чтобы получить в ней знание; довольно для офицеров, если он знает способ извлекать радиксы, натуру сравнений и, словом, — что называется простою алгеброю».
Преподавание артиллерии как бы разделялось на два направления: в первом рассматривалась материальная часть артиллерии, способы производства орудий, боеприпасов, определённые аспекты металловедения и порохов, их химические и физические свойства; во втором кадетам объяснялись вопросы применения артиллерии в различных видах боевых действий, способы корректировки и управления огнём, методы применения различных видов боеприпасов.
Другой основной дисциплиной, которая изучалась в корпусе, была фортификация, делившаяся на три части: «как крепости укреплять, как оныя атаковывать и как их от неприятеля оборонять». Сначала кадеты знакомились со способами укрепления крепостей, вычерчивали их планы, при этом учились использовать особенности местности. Затем воспитанникам объясняли, как строить крепости, заготавливать строительные материалы, правильно закладывать фундамент, показывали кладку стен, эскарпов и контрэскарпов, пороховых погребов, капониров, казарм и т.д. После этого кадетов учили, как следует штурмовать крепости и редуты, основываясь на опыте сражений русской и других армий; на практике показывали способы ведения подкопов. Ну и, наконец, обучали, как с помощью инженерных средств можно оборонять крепость, методам поиска неприятельских подкопов, установки фугасов и закладки пороховых зарядов. Весь этот процесс организовывался таким образом, чтобы будущие артиллеристы, кроме своей специальности, хорошо разбирались в особенностях службы коллег - военных инженеров, а те в свою очередь могли при необходимости заменить товарищей у орудий».

Ю.А.Галушко, А.А.Колесников,
«Артиллерийская и инженерная дворянская школа»

«Восстание в Польше оторвало Алексея Петровича от его научных занятий: он участвовал в этой кампании и получил орден св. Георгия за штурм Праги.
В следующем году он был отправлен за границу, в Италию, где, будучи прикомандирован к главной квартире австрийского главнокомандующего, участвовал в войне австрийцев с французами. Едва только он успел вернуться в Россию, как в 1796 году принял участие в новом походе персидском, под предводительством графа Валерьяна Зубова».

Н.С.Лесков, «Алексей Петрович Ермолов. Биографический очерк»

Заметки на полях

Граф Валериан Александрович Зубов

Генерал от инфантерии, покоритель Дербента, родился в 1771 г., воспитывался дома и около 1784 г. был записан вахмистром в конную гвардию, а в 1785 г. произведён в корнеты. В 1789 г. он, пожелав принять участие в турецкой войне, был переведён в армию подполковником. Явившись в армию после взятия крепости Бендеры, он тотчас же был командирован Потёмкиным обратно курьером с «известием». В Санкт-Петербурге за доставление «знатной вести»Зубова произвели в полковники, назначили флигель-адъютантом Его Императорского Величества и осыпали наградами. В это время брат его, Платон, уже пользовался благосклонностью Императрицы. В 1790 г. Зубов возвратился к армии с Высочайшей рекомендацией к Потёмкину, которого просили «доставить Зубову случай отличиться». Потёмкин, как рассказывают современники, относился «противно» к фамилии Зубовых, а потому будто бы назначил волонтёра на такую батарею, что после бомбардировки полковник Зубов уцелел на ней лишь сам-шесть. Однако, отличаясь исключительной личной храбростью, Зубов с честью выдержал боевое крещение и в день штурма Измаила, командуя частью колонны, отважно овладел кавальером и частью вала (у Килийских ворот). За этот подвиг он был награждён чином бригадира и пожалован в полковники лейб-гвардии Измайловского полка. В 1791 г. Зубов был пожалован орденом св. Александра Невского, а в следующем году, по окончании войны с Польшей, в которой участвовал с отличием, он заслужил почётное звание корнета кавалергардского корпуса, шефом которого был его брат Платон. В 1793 г. Зубов, возведённый в графское достоинство, вновь принял участие в польской войне и находился под командой Суворова во всех победоносных боях этого года. В одном из них, при переправе через реку Западный Буг, ядро оторвало Зубову ногу, что вывело его из строя почти на 3 года. Императрица Екатерина II щедро наградила раненого, пожаловав ему чин генерал-поручика, орден св. Георгия 3 ст., драгоценную соболью шубу, а вскоре и орден св. Андрея Первозванного...

«Военная энциклопедия»

«В 1793 году Ермолов выдержал требовавшийся тогда для перевода в артиллерию экзамен с особым отличием и, в составе корпуса Дерфельдена, уже артиллеристом, выступил в поход против Польши. Здесь-то он и имел случай обратить на себя особенное внимание Суворова, лично назначившего ему, после штурма Праги, орден св. Георгия 4-й степени. Польский поход был для Ермолова началом целого ряда лет, проведенных среди бранных тревог и опасностей. Отправленный вскоре в Италию, он, с австрийской армией, сделал кампанию против французов, а по возвращении в Россию назначен был в корпус графа Валериана Зубова, шедший на Персию, участвовал во взятии Дербента и ходил к Ганже против аги Мохаммед-хана, двигавшегося навстречу русским с огромным войском и восемнадцатью слонами. Здесь в первый раз Ермолов познакомился с Кавказом, глубоко заинтересовался его судьбами и полюбил его всей душой, видя в то же время недостатки управления и политики в нём, грозившие стране столькими бедами. Впоследствии мысль сделаться начальником Кавказского края стала лучшей мечтой его жизни».

В.Я.Потто, «Кавказская война»

Заметки на полях

Вильгельм Христофорович Дерфельден

Генерал-аншеф (1735—1819). Обратил на себя внимание ещё во время первой турецкой войны. Во время второй турецкой войны, узнав (апр. 1789), что значительные силы турок сосредоточиваются в Максименах и Галаце, Дерфельден решился предупредить неприятеля и уничтожить его порознь. Несмотря на глубокие снега, он совершил форсированный марш, 16 апреля разбил турок у Максимен, а 20-го у Галаца, взяв 40 знамён, 15 пушек и 2000 пленных. Затем он содействовал Суворову в поражении турок при Фокшанах и Рымнике. В 1791 г. Дерфельден получил начальство над корпусом, занимавшим Литву. Во время польского восстания 1794 г. ему удалось сохранить свои малочисленные войска, рассеянные посреди восставших поляков, присоединиться к Суворову и принять участие в штурме Праги. Император Павел вызвал его в Санкт-Петербург, но вслед за тем уволил в отставку. В 1799 г. Дерфельден вновь определён на службу с поручением сопровождать в Италию, к армии, великого князя Константина Павловича. Суворов тотчас же вверил ему команду над 10-тысячным корпусом. Будучи старшим после Суворова, Дерфельден сделался ближайшим его помощником, отличился в сражении при Нови и при переходе через Альпы. По окончании войны Дерфельден удалился на покой.

Ш. «Энциклопедический словарь Ф.А.Брокгауза и И.А.Ефрона»

«…6 апреля 1794 года в Варшаве произошло восстание, сопровождавшееся избиением русских. <…> Он получил право — несомненно, при содействии Самойлова — отправиться на театр военных действий волонтёром, состоящим при графе Валериане Зубове, командовавшем авангардом корпуса генерала Дерфельдена.
Ему было семнадцать лет.
Сущностный сюжет ермоловской жизни начинается именно в этот момент».

Я.Гордин, «Ермолов: солдат и его империя»

«Суворов шёл на Варшаву и дал повеление Ферзену и Дерфельдену к нему присоединиться. Он всё ломил перед собою, начиная от Кобрина. Дерфельден торопился своим движением от Белостока. Авангардом его командовал граф В.А.Зубов, человек решительный и смелый. Дерфельден поручил ему авангард потому, что знал, что быстрее его никто не очистит дорогу для соединения в назначенное время с Суворовым. <…> Поляки быстро отступали перед Зубовым, который шёл по пятам. 13-го октября, перейдя Буг, неприятель стал разрушать мост у местечка Попково; наши казаки, шедшие впереди, были остановлены неприятельскою артиллериею, поставленною на том берегу. Зубов, посадив тотчас свою пехоту на обозных лошадей, прискакал к переправе; Ермолов был при нём и получил приказание под выстрелами неприятеля кинуться вперёд и сбросить в воду работников, разрушавших мост. Ермолов кинулся за охотниками. Это было последнее приказание Зубова в эту кампанию: ему оторвало ногу ядром. Содействие к исполнению приказания Зубова было А.П. новой рекомендацией перед прибывшим к месту переправы начальником отряда, генералом Дерфельденом. На другой день они присоединились к Суворову на поле, только что ознаменованном новою победою, при Кобылке. Передовой отряд казаков, при котором находилась масса волонтёров, состоявших при графе Зубове, в том числе и А.П.Ермолов, прибыли к месту сражения и были свидетелями окончательного расстройства третьей и последней неприятельской колонны».

В.Ф.Ратч, «Сведения об Алексее Петровиче Ермолове»

«Суворов, соединившись в Кобылках с корпусом Дерфельдена, входившим до этого времени в состав армии князя Репнина, двинулся к Праге. Авангардом этого корпуса командовал граф Валериан Александрович Зубов, которому оторвало ногу при переправе через Царев близ деревни Поповки; ему пожаловали за то Андреевский орден, что давало право на генерал-лейтенантский чин. Все офицеры корпуса Дерфельдена должны были представляться Суворову; в комнатах, где был назначен приём, невзирая на холодное время года, были заблаговременно отворены все окна и двери для выкуривания немогузнаек. Так как Суворов не любил чёрного цвета, то было строго запрещено представляться в нижнем платье этого цвета. В числе представляющихся находился Дерфельден, высокоуважаемый Суворовым, князь Лобанов-Ростовский (племянник князя Репнина и впоследствии министр), украшенный Георгием 3-го класса за Мачинское сражение, Ливен (впоследствии князь), капитан А.П.Ермолов, много иностранных волонтёров, в числе которых находились подполковник граф Кенсона и граф Сен-При. Суворов, обратясь к Лобанову, сказал с усмешкой: «Помилуй Бог, ведь Мачинское сражение было кровопролитно». Смотря на Ливена, он сказал: «Какой высокий, должно быть, весьма храбрый офицер. Отчего это я на вас не вижу ни одного ордена?» Сказав графу Сен-При: «Вы счастливо служите; в ваши лета я был только поручиком», он вдруг бросился его целовать, говоря: «Ваш дядя был моим благодетелем, я ему многим обязан». Эти слова не были понятны в то время, но впоследствии узнали, что дядя Сен-При, будучи французским министром, возбудил первую турецкую войну. Обратясь к графу Кенсона, Суворов спросил его: «За какое сражение получили вы носимый вами орден и как зовут орден?» Кенсона отвечал, что орден называется Мальтийским и им награждаются лишь члены знатных фамилий. «Какой почтенный орден! — возразил Суворов. — Позвольте посмотреть его». Сняв его с Кенсона, он его показывал всем, повторяя: «Какой почтенный орден!» Обратясь потом к прочим присутствовавшим офицерам, он стал их поодиночке спрашивать: «За что получили вы этот орден?» «За взятие Измаила, Очакова и прочее», — было ответом их. «Ваши ордена ниже этого, — сказал Суворов. — Они даны вам за храбрость, а этот почтенный орден дан за знатный род».
Все представлявшиеся были приглашены к обеденному столу Суворова, который имел обыкновение садиться за стол в девять часов утра. Приглашённые заняли места по старшинству за столом, на котором была поставлена простая фаянсовая посуда. Перед обедом Суворов, не поморщившись, выпил большой стакан водки. Подали сперва весьма горячий и отвратительный суп, который надлежало каждому весь съесть; после того был принесён затхлый балык на конопляном масле; так как было строго запрещено брать соль ножом из солоницы, то каждому следовало заблаговременно отсыпать по кучке соли возле себя. Суворов не любил, чтобы за столом катали шарики из хлеба; замеченному в подобной вине тотчас приносили рукомойник с водой; А.М.Каховский, замечательный по своему необыкновенному уму, избавился от подобного наказания лишь острым словом».

Д.В.Давыдов, «Военные записки»

«Императрица Екатерина отправила в Польшу знаменитого Суворова, сказав: «Я посылаю туда две армии: одну из войск, а другую — Суворова». Герой оправдал слова Государыни, уничтожил вдвое сильнейший корпус Сераковского у Крупчицы и при Брест-Литовском, донёс Румянцеву: «корпус Сераковского кончил», и устремился к Варшаве. На пути туда Суворов соединился с разбившим Косцюшко при Мацейовицах Ферзеном, рассеял при Кобылках один из неприятельских отрядов и подошёл к укреплённому предместью Варшавы — Праге. Там ожидали его двадцать тысяч поляков, под начальством генерала Зайончека. Всё предместье было обнесено ретрашементами, из земляного вала, с дерновою, либо каменною одеждою, усиленными в исходящих углах кавальерами; редюитом служил тет-де-пон (букв. голова моста — воен. устар.) у самой реки. Впереди ретрашемента были устроены засеки и волчьи ямы. Суворов употребил несколько дней на приготовление лестниц, фашин и плетней и (подобно тому, как под Измаилом) на обучение войск штурмовому действию. Солдаты Суворова, считая себя непобедимыми, с нетерпением ждали сигнала к бою.
В ночь с 22 на 23 октября построены три батареи для восьмидесяти шести орудий, находившихся в русском корпусе, и, с рассветом следующего дня, открыта сильная канонада, продолжавшаяся до самой ночи; а 24-го, в пять часов утра, сигнальная ракета возвестила начало штурма. Русский корпус, в числе двадцати двух тысяч человек, двинулся вперёд в семи колоннах; кавалерия следовала в резерве; впереди колонн рассыпались стрелки, под защитою которых рабочие должны были заваливать волчьи ямы плетнями и завалить фашинами; но многие из солдат, переходя с трудом через обширные песчаные холмы, бросили фашины и плетни и, достигнув волчьих ям, устроенных в шесть рядов, не могли ничем прикрыть их, кроме немногих лестниц. Несмотря, однако же, на то, все преграды, устроенные по правилам современного инженерного искусства, не остановили героев Суворова. После упорного, кровопролитного боя Прага была взята и Варшава покорилась. На донесение Суворова об этом подвиге: «Ура! Варшава наша! Суворов!» Императрица удостоила его столь же кратким ответом: «Спасибо, фельдмаршал! Екатерина».

М.Богданович, «Русская армия в век императрицы Екатерины II»

«Ермолову дали сперва 6 орудий пяти различных калибров; но, как все артиллеристы, готовясь к предстоящим, может быть, продолжительным военным действиям против укреплённого города, положили уравнять калибры между командами, то Бегичев и сделал новое распоряжение. Судьба благоприятствовала Ермолову: на его долю достались снова шесть орудий: 4 единорога полукартаульные, которых все жаждали, и две пушки 12-фунтовые. «Не знаю, не покривил ли душою Бегичев, видя ко мне расположение Дерфельдена».
Надо пояснить, что единорогом называлось усовершенствованное Петром Ивановичем Шуваловым орудие, удлинённая гаубица, пригодное как для настильной, так и для навесной стрельбы всеми видами тогдашних снарядов и бившее до 4 километров. По причуде Шувалова на стволе орудия был изображён единорог. Благодаря своей универсальности единороги высоко ценились артиллеристами, и неудивительно, что их «все жаждали». Полукартаульный единорог был приспособлен к стрельбе полукартаульными, то есть полупудовыми бомбами».

Я.Гордин, «Ермолов: солдат и его империя»

«В ночь на 23-е октября были заложены наши батареи вокруг ретраншемента, саженях в 300 от него, что заставило неприятеля думать сперва, что русские собираются вести правильную осаду. Между тем, русские отряды получили каждый своё назначение. Отряд Дерфельдена составлял правое крыло, а потому и артиллерии его, состоявшей из 22-х орудий, пришлось действовать против артиллерии и ретраншемента и фланговой батареи. На оконечности этой батареи стали 6 орудий Ермолова, в расстоянии почти равном от ретраншемента и от фланговой полевой батареи. Орудия Ермолова составляли правый фланг в общем расположении русской артиллерии. В течение этого дня Ермолову пришлось переделать барабеты за бруствером и переставить свои орудия, дабы получить возможность отвечать более фронтальными выстрелами на огонь фланговой батареи.
<…> Перед рассветом 24-го октября войска двинулись к ретраншементу. Артиллерия отряда Дерфельдена открыла самую живую стрельбу против фланговой батареи, огонь которой был гибелен для атакующих; он нанёс бы войскам нашего правого фланга ещё больший вред, если бы неприятель ещё дольше держался на этой батарее; но как только от осыпающегося бруствера начали обнажаться орудия, почему некоторые были подбиты, то польские артиллеристы и начали свозить их в город. Дерфельден почитал Ермолова главным виновником этого успеха <…>. Неприятель был уже выбит из своего лагеря и всё пространство между ретраншементом и предместьем было очищено.
<…> В это время Суворов приказал ввезти 20 полевых орудий в Прагу, чтобы сбить артиллерию, выставленную в городе, на противоположном берегу. Сев на лошадь одного из казаков, Ермолов поскакал за своими орудиями. Неприятельские орудия были расставлены по два и по три совершенно открыто. Желали ли польские артиллеристы сохранить свои орудия для дальнейших действий или по другим причинам, но они выказали мало стойкости: после первого подбитого орудия все стоявшие от моста выше по течению скрылись в городских улицах; тогда Ермолов без всякого приказания стал бить прямо в лоб по домам, смотревшим на Вислу; посыпались стёкла из окон, едва ли одно уцелело; гранаты влетали внутрь домов. Самодовольно смотрел 18-летний Ермолов на эту картину разрушения, внутренне приговаривая: это вам за сицилийские вечерни, и двадцать лет спустя он продолжил на несколько минут более, нежели следовало, действия артиллерии под Парижем, с не менее услаждавшей его мыслию: это вам, французы, за Москву».

В.Ф.Ратч, «Сведения об Алексее Петровиче Ермолове»

«Опасаясь после штурма Праги быть застигнутым неприятелем врасплох, Суворов приказал артиллерии сжечь большой мост, ведущий в Варшаву, где в то время находилось ещё десять тысяч хорошего войска под начальством Вавжецкого. В нашем лагере всё ликовало после удачного штурма и пило по случаю победы; солдаты Фанагорийского полка, не будучи в состоянии чистить своё оружие, наняли для этого других солдат. Погода стояла хорошая, но весьма холодная; из поднятых палаток поднимался пар от красных лиц солдат, что доставляло немало удовольствия Суворову, говорившему: «Помилуй Бог, после победы день пропить ничего, лишь бы начальник позаботился принять меры противу внезапного нападения». Он приказал построить узкий мост для пешеходов, по которому было дозволено жителям приходить в Прагу для отыскания тел своих ближних. Суворов справедливо рассчитал, что это ужасное зрелище должно неминуемо поколебать мужество поляков; в самом деле, Варшава вскоре сдалась. Суворов торжественно отправился в карете в королевский дворец; в карете сидел против него дежурный генерал Потёмкин, человек замечательного ума (он служил впоследствии на Кавказе и сделал на воротах Екатеринограда, обращённых к стороне Тифлиса, надпись: «Дорога в Грузию»), Король встретил его у подъезда. Простившись с его величеством, Суворов не допустил его сойти с лестницы. Во время выступления польских войск в числе десяти тысяч человек из Варшавы казачьему майору Андрею Карповичу Денисову удалось захватить всех польских начальников, беспечно завтракавших в гостинице; подъехав после того к польским войскам, Денисов, с хлыстиком в руках, приказал им положить оружие, что и было тотчас исполнено. (Это было мне сообщено А.П.Ермоловым.)»

Д.В.Давыдов, «Военные записки»

«После жаркой битвы войска заликовали. Суворов обходил полки и приговаривал: «помилуй Бог, после победы пропить день ничего!» Он поинтересовался узнать, кто были некоторые из действовавших артиллеристов. Дерфельден назвал Ермолова как первого, который заставил неприятеля увезти орудия, начал бомбардировать город. В тот же день А.П.Ермолов с георгиевским крестом на груди пришёл благодарить свою команду и выпить за их здоровье чарку некупленного вина».

В.Ф.Ратч, «Сведения об Алексее Петровиче Ермолове»

«Позволив солдатам разгромить и вырезать Прагу, Суворов этим варварским способом предотвратил необходимость штурма Варшавы и куда большие жертвы, которые могли бы этому сопутствовать <…> Ермолов не раз будет применять этот жестоко эффективный приём на Кавказе — демонстративно уничтожать аул вместе с населением, подавляя тем самым волю к сопротивлению у других аулов и, соответственно, сберегая солдат. На польской войне он получил совершенно особый опыт».

Я.Гордин, "Ермолов: солдат и его империя"

«Аттестат, выданный генералом Дерфельденом
капитану А.П.Ермолову по убытию его в Санкт-Петербург

Находящийся при корпусе войск моей команды, Артиллерийского Кадетского корпуса артиллерии г-н капитан Ермолов, будучи прикомандирован к артиллерии авангардного корпуса, когда неприятель 15 октября, при деревне Поповке, против Кулигова у Буга, защищая мост, поставил свои пушки, то помянутый капитан Ермолов, приспев со своими орудиями и производя пальбу, сбил неприятельскую батарею. 23 числа с артиллерии господином капитаном и кавалером Бегичевым строил среди дня батарею под сильнейшею неприятельскою канонадою, по построении которой производил успешно пальбу; наконец, во время штурма, 24 числа октября, взъехал при первой колонне с артиллериею и, командуя 7 орудиями, поражал неприятеля и по городу производил пальбу, во всех тех случаях поступая как храбрый, искусный и к службе усердный офицер. В засвидетельствование чего дан сей, за подписанием и с приложением герба моего печати, в Праге, ноября 5 дня 1794 года».

«Императорский указ от 1 января 1795 года

Во Всемилостивейшем уважении за усердную службу артиллерии капитанов Христофора Саковича, Дмитрия Кудрявцева и Алексея Ермолова и отличное мужество, оказанное ими 24-го октября при взятии приступом сильного укрепления варшавского предместья, именуемого Прага, где они, действуя вверенными им орудиями с особливою исправностью, наносили неприятелю жестокое поражение и тем способствовали одержанию победы, причем артиллерии капитан Сакович получил рану, — пожаловали Мы их кавалерами военного Нашего ордена св. великомученика и Победоносца Георгия 4 класса».

«Императорский рескрипт от 1 января 1795 года

Нашему Артиллерии Капитану Ермолову
Усердная ваша служба и отличное мужество, оказанное вами 24 октября, при взятии приступом сильного укреплённого Варшавского предместья, именуемого Прага, где вы, действуя вверенными вам орудиями, с особливою исправленностию, нанесли неприятелю жестокое поражение и тем способствовали одержанной победе, учиняю вас достойными военного Нашего ордена Святого Великомученика и Победоносца Георгия… Мы вас кавалером ордена сего четвёртого класса Всемилостивейше пожаловали и знаки онаго при сём доставляем, повелеваем вам возложить на себя и носить по указанию. Удостоверены Мы, впрочем, что вы, получив сие со стороны нашей одобрение, потщитеся продолжением службы вящее удостоиться Монаршего Нашего благоволения.
Екатерина.
В С.-Петербурге
Генваря 1 дня 1795 г.»

«Екатерина и ее правительство охотно и широко прибегали к внешним займам. В частности, с 1788 года Россия в три приёма заняла в Генуэзском банке 5,6 миллиона гульденов — весьма внушительную сумму — на 10 лет под 5 % годовых. <…> Самойлов разработал специальный план погашения долгов. Но вмешались непредвиденные обстоятельства — французская армия вторглась в Голландию. Главный кредитор банкир Гопе, владелец крупнейшего в Европе банка, бежал в Англию и отказался от предоставления России новых кредитов. Это произошло в феврале 1795 года. Вот тогда-то, судя по всему, и возникла необходимость провести личные переговоры с генуэзским банкиром Реньи, что и было поручено Самойловым доверенному чиновнику Вюрсту.
Отправить молодого офицера сопровождать столь ответственное лицо было делом естественным.
Граф Александр Андреевич Безбородко, фактический руководитель иностранных дел Империи, разделявший с Самойловым управление государственными финансами, тоже, как мы знаем, был симпатизаном Ермолова.
Вместе они и благословили своего подопечного, который явно оправдывал их ожидания, на путешествие в компании с Вюрстом. Очевидно, и здесь Ермолов был в качестве волонтёра, ибо никаких определённых обязанностей он не нёс. В финансовых делах он был вполне бесполезен.
Идея была другая.
Безбородко снабдил Ермолова письмом к первому министру австрийского императора барону Тугуту. В письме содержалась просьба дозволить молодому русскому офицеру принять участие в составе австрийских войск в войне с французами, которая шла в Италии.
Ермолова отправили в Италию как военного агента, который должен был изнутри оценить состояние австрийской армии».

Я.Гордин, «Ермолов: солдат и его империя»

«Будучи послан в Италию вместе с чиновником Вюрстом, коему было поручено окончить коммерческие дела с генуэзским банком, он посетил главнейшие пункты Италии и между прочим Неаполь, где видел знаменитую по своей красоте леди Гамильтон; вследствие ходатайства графов Самойлова и Безбородко, снабдивших его письмом к всесильному барону Тугуту, Алексей Петрович был назначен состоять при австрийском главнокомандующем Дэвисе, питавшем к русским величайшее уважение после сражения при Рымнике, в коем он участвовал <…>. Он с австрийцами принимал участие в разных стычках против французов».

Д.В.Давыдов, «Военные записки»

«Кроаты <лёгкая иррегулярная конница, к которой был прикомандирован А.П.Ермолов — прим. ред.> приносили огромную пользу австрийцам: это были лихие стрелки и стойкие солдаты. Как хвастливо французы ни расписывают себя в своих «Victoires et conquites» («Победы и завоевания» - фр.), а всё же внимательному читателю ясна будет истина, что кроаты им много наделали хлопот и ломали не раз la fougue franсaise (французский пыл - фр.). Поэтому неуклюже и повернулась у них фраза, что, несмотря на все потери, поражения, австрийцы перешли в наступление.
«Пересмотрев 4-й том «Victoires et conquites des franсais» («Победы и завоевания французов» - фр.), мы нашли в нём два места, на которые намекал Алексей Петрович. Не имея никаких других данных об участии, принятом им в качестве волонтёра при кроатах, приведём эти два места, чтобы хоть несколько ознакомить читателей с войском, с которым действовал Ермолов».

В.Ф.Ратч, «Сведения об Алексее Петровиче Ермолове»

«1795. 11-го июля две колонны австрийцев подошли к перевалам Танэ и Фрежюс, защищаемым капитаном Газаном. Кроаты, входившие в состав обеих колонн, открыли интенсивный огонь, на который французы сначала успешно отвечали. Но поскольку командир кроатов сумел незаметно раздвинуть фланги, то французы внезапно оказались окружены. От Газана требуют капитуляции. Он отказывается и клянётся стоять до конца вместе со своими бравыми солдатами <...>. Французы яростно атакуют кроатов, деморализованных столь упорным сопротивлением противника, и безжалостно убивают всех, кто не успевает спастись бегством <...>. В тот день погибло множество французов, но потери врага были куда значительнее <...>.
18-го августа отряд кроатов (от 800 до 900 человек) на рассвете атаковал аванпосты на правом фланге французской армии со стороны Туивано. Эти кроаты, преодолев немалые трудности, сумели опрокинуть передовые посты стрелков, которые, уступая противнику в численности, бежали и укрылись в ретраншементах. Оттуда, получив некоторое подкрепление и желая отомстить за унижение, французские стрелки бросаются на врага <...>. Кроаты пытались сопротивляться, но всё было тщетно: они были смяты и отброшены по всему фронту и вынуждены были бежать после жестокого боя, продолжавшегося четыре часа, когда и те, и другие действовали только холодным оружием <...>.
Несмотря на все эти неудачи, противник продолжал осуществлять свой план генерального наступления».

«Victoires et conquites des franсais»
(«Победы и завоевания французов»)
<Русский перевод по публикации Я.Гордина>

«Ермолов нашёл австрийские войска прекрасно устроенными, обученными и снабжёнными, войска с военным духом; но вместе с тем пропитанные тем методизмом, от которого австрийцы понесли столько поражений. Если не с молоком матери, то с насущным хлебом они всасывали это ежедневно, с самого начала вступления в службу, и не могли уже от него отделаться никакими силами. При этом только условии могло усилиться так могущество венского гофкригсрата. <…>
Разница была огромная между образом действий наших русских генералов, действовавших a la Souvorov, и австрийцев: быстрый налёт, нападение с порывом и упрямая настойчивость к достижению впереди назначаемой цели составляли характеристический дух в суворовских войсках, которым от генерала до рядового все были пропитаны. Не то было у австрийцев; ещё до гибельных поражений, нанесённых им Наполеоном, в итальянских кампаниях, в австрийских распоряжениях, даже при наступлениях, никогда не забывали о ретираде. Понятно, что опытный главнокомандующий всегда подумает заранее, что ему делать при неуспехе; но он затаит эту мысль и сообщит её немногим, кому знать следует. Не должны же все распоряжения быть постоянно пропитаны заранее принятыми мерами до такой степени, что едва ли их не передавали всем замкoвым унтер-офицерам и с точки зрения отступления нисходили распоряжения к вытеснению французов за Альпы. Всё это мертвило, конечно, храбрую австрийскую армию и производило вялость в движениях и действиях, почему пресложно задуманные комбинации на бумаге не могли быть исполнены: всякая невысчитанная гора или непредвиденный поток нарушали хитро задуманный план и ставили вверх дном все предположения, даже и к отступлению. Не в действиях Дэвиса искать быстро соображённых идей, настойчивых налётов соединённых сил, приводимых в исполнение, столь необходимых, особенно в странах гористых, и мало принесла им пользы отличная школа горной войны.
Нет лучшей школы для военного, как горная война. Лишь только является необходимость сообразить предстоящие военные действия, на первом плане является местность - c'est le point du depart ( это точка отправления, точка отсчёта, исходная точка - фр.); поэтому так верно называл её Наполеон своей echiquier (шахматная доска - фр.). Не кудряво раскинутые штрихи должен начальник видеть на развёрнутом перед ним плане театра военных действий; воображение полководца должно охватить её общий характер, представлять себе так живо, как будто она у него на ладони; чем вернее она отпечаталась в его голове, тем вернее и быстрее его соображения. Нигде эта способность не может так выработаться, как в горных странах, со всеми их случайностями. Голова, привыкшая решать трудные задачи, не останавливается над простейшими; при переходе на плоский театр войны не много времени и труда требуется, чтобы понять местные условия. Анализируя до глубины все действия Наполеона, придёшь к тому непреложному заключению, что он в высокой степени обладал этой способностью, непременно выработанной его итальянскими кампаниями. Если обратить в привычку обращение внимания на местность, то изощряется способность держать её в уме, как фон картины, при всяких военных соображениях, и она врезывается в память навсегда».

В.Ф.Ратч, «Сведения об Алексее Петровиче Ермолове»

«…В 1796 г. он <В.А.Зубов> был назначен главнокомандующим войск, отправлявшихся на Кавказ для приведения в исполнение химерического проекта П.А.Зубова — завоевать всю Переднюю Азию до Тибета. Война с Персией, кроме больших издержек, ничего не принесла России и была прекращена со смертью Екатерины II…»

Н. В. «Энциклопедический словарь Ф.А.Брокгауза и И.А.Ефрона»

«В кругу заметных внешнеполитических проектов конца екатерининской эпохи следует назвать «Персидский проект» последнего фаворита императрицы П.А.Зубова, поданный им государыне в 1796 г. во время войны с Персией из-за нападения на Грузию Астерабадского хана. Успешные действия русских войск, которыми руководил брат временщика В.А.Зубов, взятие Дербента и Баку, позволили Российской империи расширить территориальные приобретения в Закавказье и получить, как предлагал Зубов, господство над западным побережьем Каспийского моря. Смерть императрицы положила конец военным операциям, однако сама идея продвижения Империи в Закавказье имела большое будущее и постепенно осуществлялась при внуке Екатерины II — Александре I в течение первой четверти ХIХ века. <…>
Важно отметить, что вопрос о принадлежности проекта собственно перу Платона Зубова вызывает сомнения. Последний статс-секретарь Екатерины II А.М.Грибовский, тесно работавший с Зубовым в годы его фавора, сообщает, что А.А.Безбородко, к которому после смерти светлейшего князя в 1791 г. попала значительная часть бумаг покойного, позднее передавал многие документы Потёмкина новому фавориту <...>. Существуют свидетельства, что в 1774-1776 гг. Потёмкин составлял для Екатерины проект по персидским делам. В бумагах Григория Александровича встречаются записки, относящиеся к Северному Кавказу, содержание которых сходно с идеями «Персидского проекта» Зубова».

О.И.Елисеева, «Геополитические проекты Потёмкина»

«Говорят <...>, что поход этот находился в тесной связи со знаменитым греческим проектом, обновлённым редакцией графа Платона Зубова. Проект заключался в том, что граф Валериан Александрович, покончив с Персией у себя в тылу, должен был захватить в свои руки Анатолию и угрожать Констатинополю с малоазиатских берегов, в то время как Суворов пройдёт через Балканы в Адрианополь, а сама Екатерина, находясь лично на флоте с Платоном Зубовым, осадит турецкую столицу с моря».

В.Я.Потто, «Кавказская война»

«В Петербурге, в артиллерийском мире А.П.Ермолов нашёл диковинку, занимавшую всех артиллеристов: конно-артиллерийские роты, о которых уже несколько лет ходили толки, были сформированы; но не одни артиллеристы интересовались конною артиллериею — она возбудила внимание всей столицы. Генерал-фельдцейхмейстер князь Платон Александрович Зубов показывал её как плоды своих забот о русской артиллерии. Мелиссино тоже, со своей стороны, хлопотал о ней и долго придумывал для неё мундир. А.В.Казадаев был представлен императрице на апробацию новой конно-артиллерийской формы, в шляпе с белым плюмажем, в красном мундире с чёрными бархатными отворотами, в жёлтых рейтузах и маленьких сапожках со шпорами».

В.Ф.Ратч, «Сведения об Алексее Петровиче Ермолове»

«Будучи наследником престола, Павел Петрович завёл у себя в Гатчине собственные войска, как в своё время Пётр I завёл себе потешные. <…> В 1792 году в гатчинские войска был принят Алексей Андреевич Аракчеев. Дисциплинированность и исполнительность Аракчеева импонировали Павлу, и вскоре Аракчеев был назначен инспектором артиллерии и пехоты гатчинских войск. Так что павловские реформы в артиллерии проводились во многом под руководством Аракчеева. Коротко суть преобразований сводилась к следующему. Артиллерийские лошади были переданы в состав рот, что позволяло проводить полноценные ротные учения. Артиллерийская прислуга была расписана по номерам, и каждому номеру предписано определённое место возле орудия и определённые действия по командам. По каждой команде каждый номер расчёта исполнял своё, только этому номеру предписанное действие. Это упростило обучение артиллеристов и позволило довести действия по командам до автоматизма. В итоге обученный расчёт действовал с чёткостью часового механизма, что в свою очередь позволило увеличить скорострельность и уменьшить время развёртывания и снятия с позиции. В гатчинских войсках впервые в России появилась конная артиллерия, где все номера расчёта верховые. Это значительно увеличило подвижность, как на марше, так и на поле боя. Артиллерия могла выдвигаться на позиции на рысях и так же быстро сниматься с позиций. Конная артиллерия могла сопровождать кавалерию в бою и на марше. По образцу гатчинской конной артиллерии Платон Зубов в 1794 учредил конно-артиллерийскую роту, имевшую на вооружении семь 6-ти фунтовых пушек и семь четвертьпудовых единорогов. Новшество прижилось».

Василий Ковальский,
«Организация русской полевой артиллерии к 1812 году»

Заметки на полях

«Аракчеев сказал однажды Ермолову: «Много ляжет на меня незаслуженных проклятий».

Д.В.Давыдов, «Анекдоты о разных лицах,
преимущественно об Алексее Петровиче Ермолове»

«Мнение о пользе конной артиллерии

Главное в войне правило состоит в том, чтоб противоставить неприятелю силы по крайней мере такие же, если не можем превосходнейших сил и способов, какие он против нас употребляет; почему, хотя бы две армии были совершенно равны в рассуждении числа войск, храбрости и порядка, однако та, при которой находится конная артиллерия, будет иметь великое преимущество пред другой, у которой её нет; притом всегда можно предупредить бедственные случаи, противополагая при армиях наших неприятелю такую силу, которой может быть он у нас быть не чаял, и которую сам хотел употребить в свою против нас пользу.
Итак, при всех случаях конная артиллерия нужна в армиях, потому что с одной стороны доставляет нам преимущество над неприятелем, оные не имеющим, а с другой равняет наши выгоды с выгодами того, у кого она есть, так что тогда от одного лучшего искусства действовать оною успех зависеть будет.
Предмет конной артиллерии состоит наипаче в том, чтоб подать коннице, в обращениях своих быстро и стремительно подвизающейся, такую же помощь, какую обыкновенная артиллерия подаёт пехоте, то есть подкреплять нападение или защищать отступ оной.
<…> Сколько важных предприятий осталось без успеха за недостатком поспешности в артиллерии? Например, надобно предупредить неприятеля овладеть постом, занять вышину, взять селение, замок, разорить наскоро мост и проч., тогда малое замедление может уничтожить успех предприятия. По обыкновенным правилам надобно отрядить часть пехоты, снабдить оную для нужного случая несколькими орудиями и прикрыть конницею, но явственно, что потребно время на собрание сего отряда, и что последует замедление и затруднение в марше оного.
Если же положить один отряд конницы и по соразмерности с оным конную артиллерию, то сей последний будет иметь преимущество в скорости перед первым, и нападение оного будет стремительнее, нечаяннее и решительнее.
<…> Хотя конная артиллерия может служить с успехом и в трудных местах, однако на гладкой земле большие доставляет выгоды и особливо полезна против неприятеля, у которого конница превосходит нашу.
В гористой земле обыкновенная артиллерия великие имеет затруднения в рассуждении своей тяжести, и от того военачальник часто не укрепляет пушками какой-нибудь важный пост, что трудность дороги препятствует провезть туда пушки, или что много требуется времени к сему исполнению, или что он опасается, дабы в случае неудачи не оставить пушки во власть неприятелю, ибо не можно их скоро оттуда вывезти.
Но конная артиллерия, ради своей лёгкости, не подвержена сим затруднениям, и в таковых случаях приносит она величайшую пользу, ибо неприятель придёт в замешательство, когда увидит себя в трудном и гористом месте, поражаемого артиллериею, которой он совсем не чаял.
Сколько сражений потеряно от того, что во время решительного действия не можно было скоро укрепить пушками высоту, буерака или другое место, которое трудно или вовсе невозможно занять обыкновенною артиллериею.
Общая польза конной артиллерии, употребляемой на ровном месте, не подвержена ни малейшему сомнению; прежде сказано, какое преимущество подаёт она коннице перед той, у которой её нет.
<…> Дабы получить помянутыя выгоды от конной артиллерии, орудия, составляющая оную, должны быть к тому приличны и способны, почему в конную артиллерийскую роту полагается 14 орудий полевой артиллерии, то есть семь 6-фунтовых пушек и семь 12-фунтовых единорогов.
Если польза конной артиллерии признана во многих государствах в Европе и существование её для оных почитается нужною, то кольми паче необходима она для России, государства столь пространного, имеющего наимногочисленнейшую конницу на свете, нужную для скорых и дальних обращений сил, свойственных сему роду орудия и соответственных естественному положению пространства Империи Российской.
Граф Платон Зубов».

Арх. Спб. Артил. Музея Д. Сборн. связка №6

«Указ Императрицы Екатерины II

1794 год. Сентября 29. Именной,
данный Генерал-Фельдцехмейстеру Графу Зубову.
— Об учреждении Артиллерийской конной роты.
— С приложением штата оной. ПСЗРИ. 17.258.

Граф Платон Александрович! Представление ваше об учреждении конной артиллерии приемлем мы за благо, как дело весьма полезное для службы Нашей и как новый довод вашего усердия к Нам и неусыпного радения о наилучшем устройстве частей, вам вверенных. Утвердив вследствие того примерный штат для одной роты помянутой конной артиллерии, возлагаем на попечение ваше составить на первое время пять таковых рот при семидесяти орудиях, предоставляя, смотря по надобности, умножить число до двадцати рот при двухстах восьмидесяти орудиях.
На составление сей артиллерии, в назначаемом на настоящий случай количестве, потребные единовременно двести тридцать четыре тысячи девятьсот пятьдесят четыре рубля и сорок копеек, а равно и ежегодно на содержание их по военному комплекту, по ста пятнадцати тысяч по пятисот пятидесяти по два рубля и пятидесяти шести копеек с четвертью, указали мы...»

Из письма генерал-фельдцехмейстера князя П.А.Зубова
графу В.А.Зубову.

24 февраля 1796 г.
«24 февраля князь Платон Зубов, генерал-фельдцейхмейстер, то есть командующий артиллерией, писал своему брату графу Валериану Зубову: «Дано от меня повеление артиллерии господину генерал-поручику Мелиссино, 2-го бомбардирского баталиона капитану и кавалеру Ермолову и штык-юнкеру Дельвиню приказать явиться в команду г. майора и кавалера Богданова, для употребления, где они при порученной ему команде нужны будут».

«В такой дали и глуши <в Кизляре — прим. ред.> при собирании отряда много было путаницы, несмотря на рвение и усердие <...>. Два лица, совершенно независимые, Богданов и Нейдгардт, отдавали приказания совершенно противоположные, и один почтенный капитан, покачав головою, при мне сказал: «вот новая беда, не было денег ни гроша, а вдруг разом алтын». Капитан этот долгое время не получал никаких ответов на свои рапоры, а потом разом получил два совершенно различные приказа».

В.Ф.Ратч, «Сведения об Алексее Петровиче Ермолове»

«Ермолов вспоминал, что в драгунских полках артиллерийские парки были реформированы по системе Раевского, который и командовал одним из этих полков — Нижегородским. Орудия были по возможности облегчены и поставлены на железные оси.
Артиллерийские подразделения вне полков формировались по тому же вполне произвольному принципу, что и в польскую кампанию. Ермолов получил два единорога полукартаульных, три пушки шестифунтовые и одну двенадцатифунтовую.
Это было странное сочетание. Двенадцатифунтовая пушка весила около ста пудов, а полупудовый единорог — сорок пудов. Маневрировать одновременно орудиями столь разного веса было крайне затруднительно. И Ермолов по этому поводу вспоминал саркастическое замечание одного из позднейших своих начальников — генерал-инспектора русской артиллерии Петра Ивановича Меллера-Закомельского, что соединять двенадцатифунтовую пушку с полуфунтовым единорогом — всё равно что вола и жеребца впрягать в одну упряжку».

Я.Гордин, «Ермолов: солдат и его империя»

«Главнокомандующий имел известие, что Шейх-Али-хан дербентский положил сопротивляться до самой крайности и на сей конец собрал в Дербенте более 10 тыс. воинов, в числе коих находились многие из горских народов, да ещё ожидает знатных подкреплений из Кубы и от ханов бакийского, казикумыкского и прочих дагестанских владельцев. Для разорвания сей вредной для нас связи следовало учинить решительное предприятие, а именно обойти крепость дербентскую чрез горы Кавказские в Табассаране, землями благонамеренного кадия табассаранского.
Возможности сего пути, хотя и с великими трудностями сопряжённого, изведаны и испытаны предварительно капитаном Симановичем в виде лекаря, по согласию кадия табассаранского, который за сию услугу получил от генерал-майора Савельева значительный подарок. <…>
Главнокомандующий назначил отряд войск, который бы пройдя чрез Табассаран, явился под южными стенами Дербента, в одно и то же время как главные силы Каспийского корпуса приблизятся к северным, и сим занятием пресёк бы всякое сообщение Дербента с южной оного стороны.
Сей отряд вверен был генерал-майору Булгакову и составлен на 2 1/2 батальонов гренадер, 2 батальонов егерей, 14 эскадронов драгун, 625 линейных казаков и 6 орудий <подчиненных А.П.Ермолову — прим. ред.> полевой артиллерии.
<…> Ему (отряду Булгакова. — прим. ред.) предлежало пройти более 84 вёрст, в том числе более 20 вёрст самыми трудными дефилеями, и явиться под Дербент 2 мая.
Земля табассаранская лежит по хребту, вышедшему от высочайшей снеговой горы Кохма, возвышающейся в северном Дагестане, на становом хребте Кавказа, и дающей исток реке Койсу. Тот хребет проходит от запада к востоку, и там, где табассаранская земля оканчивается утёсистыми крутизнами, близ берегов Каспийского моря, стоит Дербент <...>. Верхняя возвышенность табассаранского хребта, называемого от жителей Бент, покрыта дремучим лесом, с обеих сторон, в покатостях своих чрезвычайно крута и имеет множество каменистых, утёсистых стремнин; и сие самое образует страшные дефилеи, прикрывающие проходы к верхним жилищам табассаранцев и запирающие по положению Дербента сообщение северного Дагестана с южным и Ширваном».

П.Г.Бутков, «Материалы для новой истории Кавказа, с 1722 по 1803 гг.»

«4-го мая отряд выступил далее через Дарбах. Крутизна горы, чрез которую следовать должно было более 3 вёрст, затруднила переправу всех обозов, так что в пособие к каждой тройке лошадей припряжено было ещё 3 и человека по 4; но и тут с чрезвычайною трудностию едва могли подняться. Сие всё сносно было до половины сего дня, до которого времени только успели подняться оба казачьих полка и 3-й егерский баталион со своими обозами. А потом начал лить сильный дождь и беспрерывно, во всю ночь до утра продолжался. Дорога и без того затруднительная, чащею леса по обеим сторонам, так, что только могли проходить повозки, совсем испортилась, стала грязною и скользкою, до того, что обозы Астраханского драгунского полка переправлялись 10 часов. За Астраханским полком следовал Таганрогский драгунский полк, и следовали оба с передовыми войсками на лагерь, бывший от переправы в 3 верстах, и тут на ночь расположились. Во всю ночь, с великим трудом, при пособии 500 рабочих и 150 казачьих лошадей переправлялись 6 орудий с принадлежностями главной артиллерии».

П.Г.Бутков, «Записки мои и письма
о Персидской экспедиции 1796 года, составленные в то же время»

«Граф Зубов намеревался окружить Дербент со всех сторон, дабы совершенно лишить его внешней помощи. Зубов имел военные суда, чтобы сторожить море, с севера подошли русские войска, на запад лежали крутые горы владений Табассарского кадия, которого граф Зубов совершенно привлёк на сторону русских; оставалось отрезать Дербент от долин на юге; для этой цели назначался отряд генерала Булгакова, при котором находился Ермолов. Этому отряду поручено было обойти Табассарские горы. С орудиями, частью запряжёнными волами в подмогу лошадям, Ермолов пустился в горы, вдоль течения реки Дербаха; два первые перехода вёрст по 20-ти каждый были легко исполнимы, но третий, до деревни Махрака, в 7 вёрст, длился целые сутки. Два кубанских егерских батальона почти весь этот переход в горах тащили артиллерию на себе».

В.Ф.Ратч, «Сведения об Алексее Петровиче Ермолове»

«Во всю ночь шёл дождь. Нагорние жители партиями бродили повсеместно, удивляясь многолюдству и трудам наших солдат; особенно занимали и ужасали их пушки. Оставшиеся обозы и артиллерия уже к рассвету следующего дня при помощи казаков и почти всей пехоты вышли из ущелья <...>. Отряд вышел с гор на плоскость к небольшой речке; от сильного дождя в продолжение ночи вода выступила из берегов и потопила лагерь так, что везде оной было по колено. Поутру на другой день шесть казачьих лошадей от изнурения и голода поели какой-то ядовитой травы и оттого вскоре пали в ужасных судорогах».

И.Т.Радожицкий, «Историческое известие
о походе российских войск в 1796 г.
в Дагестан и Персию под командой графа В.А.Зубова»

«Активные действия против крепости начал именно отряд Булгакова сразу после того, как блокировал Дербент с южной стороны. В том числе артиллерия отряда обстреляла крепость гранатами, вызвавшими небольшие пожары. В обстреле участвовал и полукартаульный единорог Ермолова».

Я.Гордин, «Ермолов: солдат и его империя»

«В следующие дни производилось обозрение города инженерными офицерами и самим графом Зубовым для заложения батарей и проведения траншей; войска со всех сторон обложили город не далее 400 сажень от оного; к морю поставлена была кавалерия, со стороны гор егеря и несколько артиллерии. Во время движения наших войск производилась из городских пушек безвредная стрельба. Для предохранения артиллерии от неприятельских выстрелов 7 мая в ночь сделана с южной стороны в 200 саженях от города батарея для 5 тяжёлых орудий, а с северной против третьей башни для 4-х таких же пушек и одной мортиры».

«2 июня (здесь и далее — мая. — прим. ред.) граф Зубов разбил свой лагерь в виду крепости, на северной стороне; на другой день отряд Булгакова после 5-дневного перехода стал на южной, к изумлению гарнизона.
В следующую ночь была отрыта траншея, и как осаждённые оборонялись только из ружей, то батареи и были возведены весьма близко. В верно сосчитанных 40 саженях от крепостных верков ( отдельое укрепление, входящее в состав крепостных сооружений и способное вести самостоятельную оборону - нем.) Алексей Петрович поставил 7 июня свои орудия на построенную бреш-батарею, два дня не прекращал огня, и 9-го числа образовались две бреши, одна в башне, на южной стороне, другая в стене, к ней прилегающей. Не менее удачно было действие остальных батарей. 10-го июня крепость покорилась».

В.Ф.Ратч, «Сведения об Алексее Петровиче Ермолове»

«8 и 9 числа мая все батареи наши действовали по крепости с отменным напряжением. Две бреш-батареи (Бреш-батарея — проломная, при осаде крепости, из больших орудий и на близком расстоянии. Толковый словарь живого великорусского языка Владимира Даля.) отстояли от крепостного замка не далее 40 сажень; и 10 числа совершенно почти разрушен угол крепостного бастиона, самого крепкого в Нарын-Кале».

П.Г.Бутков, «Записки мои и письма
о Персидской экспедиции 1796 года, составленные в то же время»

«Те пять тяжёлых орудий, стоявших с юга, где и располагался отряд Булгакова, о которых пишет Радожицкий, скорее всего и есть орудия Ермолова. У него их должно было быть шесть, но вспомним, каким испытаниям подвергся отряд Булгакова при переходе через табассаранские горы. Одно орудие могло быть повреждено.
Относительно расстояния Ермолов оказывается прав — Бутков это подтверждает. Как и во время штурма Праги, Ермолов выставил свои орудия на рискованную, но наиболее эффективную позицию. Это был его стиль. <…> Есть все основания полагать, что свой почётный орден Св. Владимира 4-й степени молодой капитан получил заслуженно, вне зависимости от взаимоотношений с командующим корпусом».

Я.Гордин, «Ермолов: солдат и его империя»

Заметки на полях

«Имя Ермолова должно служить украшением нашей истории».
Генерал-майор М.Ф.Орлов

«9-го ввечеру, поздно, прислан тайно от Ших-Али-хана к Сергию Алексеевичу (Булгакову. -прим. ред.) мулла с просьбою, чтоб прислать к нему человека, знающего их язык, которому он хочет для донесения главнокомандующему открыть многое в рассуждении настоящих своих предложений. <…>
В сей день (9 мая. — прим. ред.) решилась судьба Дербента. Действовавшая с отменным напряжением канонада и более отваление большой части башни, которую они полагали непобедимою к брешу, поразило весь народ так, что пять человек от общего собрания, выскоча из ворот крепости на батарею господина генерал-майора Беннигсена, признали себя побеждёнными и просили помилования <...>. Вскоре потом все батареи замолкли. К графу принесены ключи крепости тем самым 120-летним персиянином, который подносил их и Петру Великому. Ших-Али-хан со всеми своими чиновниками выехал в графский лагерь».

П.Г.Бутков, «Записки мои и письма
о Персидской экспедиции 1796 года, составленные в то же время»

Граф В.Зубов — артиллерии г-ну капитану Ермолову.
Августа 4 дня 1796 года.

«Милостивый государь мой, Алексей Петрович!
Отличное ваше усердие и заслуги, оказанные вами при осаде крепости Дербента, где вы командовали батареею, которая действовала с успехом и к чувствительному вреду неприятеля, учиняют вас достойным ордена Св. Равноапостольного Князя Владимира, на основании статутов оного. Вследствие чего, по данной мне от Её Императорского величества Высочайшей власти знаки сего ордена четвёртой степени при сём к вам препровождая, предлагаю оные на себя возложить и носить в петлице с бантом; о пожаловании же вам на сей орден Высочайшей грамоты представлено от меня Её Императорскому Величеству. Впрочем я надеюсь, что вы, получа таковую награду, усугубите рвение ваше к службе, а тем обяжете меня и впредь ходатайствовать пред престолом Её Величества о достойном вам воздаянии. Имею честь быть с почтением вам,
Милостивого государя моего покорный слуга граф Валериан Зубов».

«Лояльность населения была отнюдь не безусловна. Девиз, под которым русские войска вошли на прикаспийские земли, — освобождение народов, страждущих под игом узурпатора и тирана Ага-Магомет-хана, был убедителен далеко не для всех. Корпус Зубова, рассредоточенный теперь на обширной территории, рисковал оказаться окружённым многочисленным враждебным населением. Инициатором и организатором сопротивления стал беглый Шейх-Али-хан».

Я.Гордин, «Ермолов: солдат и его империя»

«24-го (мая) Его превосходительство Сергий Алексеевич, взяв в команду свою Кавказский гренадерский полк, 3-й егерский кубанский батальон, 4 орудия главной артиллерии (пушки Ермолова), Хопёрский и Семейный казачьи полки, выступил с оными к Кубе, для удержания жителей от наклонности к Ших-Али-хану».

П.Г.Бутков, «Записки мои и письма
о Персидской экспедиции 1796 года, составленные в то же время»

«29 сентября посланный из отряда комиссионер поручик Калышкин для закупки у жителей провианта со ста фурами находился на реке Саммуре, забирая искупленный хлеб. Жители селения, где он оставался, объявили ему, что Ших-Али-хан и Хамбутай идут с войском для нападения на русских и партии их должны быть скоро на Саммуре. По сему известию Калышкин нагруженные провиантом фуры отправил с прикрытием в дер. Худат, а сам с двумя казаками остался ночевать в прежнем селении. Жители, ожидавшие ежеминутно войска Хамбутаевского, усиленно просили Калышкина выехать из деревни, что он исполнил на рассвете дня; но только отъехал с версту, как вдруг напали на него злодеи и вместе с казаками взяли в плен, с ним пропала значительная сумма казённых денег. В то же время партия неприятелей в числе 500 напали на транспорт, шедший с провиантом в 5 верстах от деревни Худат, отбили 40 пар волов с фурами, из людей же никого в плен не взяли, а убили только двоих. Хищники привезли свою добычу к ханам, которые стояли в 15 верстах от сказанной деревни у подошвы гор с войсками».

«Отряд генерал-майора Булгакова при Кубе усилен был одним легкоконным полком и одним мушкетёрским полком <...>. Подкрепления кубинского отряда требовали самые обстоятельства. Беглый Шейх-Али-хан нашёл пристанище в Ахтипаре, области лезгинской, по реке Самуру, в ущельях гор лежащей, преклонил на свою сторону соседнего оной владельца Хамбутая-Сурхай-хана казикумыцкого, а сей собрал немало акушинцев и прочих лезгин, обитающих по Самуру. Кубинские жители тайно питали к Шейх-Али-хану приверженность, а Вали-бек, наиб кубинский, и руководил даже действиями Шейх-Али-хана, как последствия оказали, но так тайно, что российское военное начальство отнюдь не имело ни малейших на Вали-бека подозрений. С такими пособиями (поддержка дагестанцев и тайная помощь кубинского наиба) Шейх-Али-хан и Хамбутай предприняли сделать удар на кубинский отряд и знатное число войск совокупили при деревне Олпане, кубинского владения и кубинского округа <…> отделявшейся от лагеря российского отряда только восьмью верстами, покрытыми дремучими лесами.
Начало к тому сделано 30 сентября. Партия шейхалиханова отогнала 145 волов подвижного провиантского магазина кубинского отряда, принадлежавших вольным фурщикам, пасшихся недалеко от отряда, и захватили бывших при них двух малороссиян.
Генерал-поручик Булгаков послал при капитане Семёнове 100 егерей к стороне гор, откуда неприятельская партия исходила, для открытия неприятеля. Сей деташамент, отойдя 4 версты, нашёл неприятельские пикеты и, остановясь, послал о том донесение к Булгакову. Сей немедленно отправил в усиление сей команде при подполковнике Бакунине 200 егерей, 100 гренадер, 100 казаков и две или три егерские пушки. Тогда была уже ночь, как сей деташамент присоединил к себе команду капитана Семёнова. Несмотря на то, оный в густоте леса и в темноте ночи продвигался вперёд и вёл небольшую перепалку с пикетами неприятельскими, которые отступали. Таким образом, подполковник Бакунин приблизился к деревне Олпан 1 октября.
Положение сей деревни на косогоре: на пути к ней российского деташамента лежал глубокий овраг, коим оканчивался лес. Здесь скрывалось неприятеля не менее 13 тысяч.
Лишь только Бакунин к сей засаде приблизился, как вдруг вся оная толпа ударила на него в ручной бой. Сражение было прежестокое. Пушки могли только сделать несколько выстрелов и достались в неприятельские руки. Неприятель тем жесточе наносил войскам нашим поражение, чем менее его ожидали и чем способнее было для него место битвы. Подполковник Бакунин был убит в самом начале, и сиё усугубило расстройство; с ним же пало обер-офицеров 6 и нижних чинов 245; ранено нижних чинов 55, притом потеряно, кроме прочих вещей, ружей 24 и пистолетов 154. Оставшиеся обметались брёвнами и оборонялись; но неприятель был уже доволен своим успехом».

П.Г.Бутков, «Материалы для новой истории Кавказа, с 1722 по 1803 гг.»

«Полковник Стоянов, пришед на место сражения, нашёл убитыми: подполковника Бакунина, двух капитанов, двух поручиков, одного подпоручика и 240 раненых, обезображенных, обнажённых».

«Мы уже упоминали о Нурали-хане ширазском, который явился под Дербент к генерал-майору Савельеву. Сей двадцатилетний хан сопровождал командующего в походе войск, пользовался полною свободою и достаточным, приличным достоинству его содержанием, со свитою его довольно немалочисленною. Когда Шейх-Али-хан дербентский бежал, Нурали-хану отдано всё оставшееся в лагере его имущество и имели в виду поставить его где-нибудь при удобном случае владетелем, как человека нам преданного; ибо во всё время нельзя было проникнуть в истину его намерений, но и ничего другого нельзя было из поступков его заметить, кроме преданности его к видам нашим.
Ибраим-хан карабагский, прислав к главнокомандующему своего сына, возбудил против нас Мустафа-хана шамахийского и Селим-хана шекийского и для лучшего в сем деле успеха склонил на свою сторону помянутого Нурали-хана, обещая выдать за него дочь свою, редкой красоты. Нурали-хан уведомил Ибраим-хана о положении главного корпуса, и положено было между ними сделать удар на табуны главного корпуса, а потом на самый лагерь; особенно же на жизнь главнокомандующего, полагая, что когда он будет убит, тогда всё уже побеждено. Нурали-хан располагал сим замыслом и под видом услуги набрал в свиту свою до ста персиян <...>. Судьбе угодно было отвратить это злодейство. Случайно попалось письмо Нурали-хана к Мустафа-хану, в коем первый назначал день и час, когда Мустафа должен напасть нечаянно на российский лагерь и прямо на ставку главнокомандующего, а он, Нурали, будет с людьми своими в готовности, нападёт вместе с Мустафою и убьёт главнокомандующего.
Тотчас палатки Нурали-хана ночью окружены военною командою, и сей вероломный и неблагодарный человек взят под караул и скоро через Баку в Астрахань отправлен. В свите его у всех нашли в готовности оружие, которое иметь им воспрещено было и ими приготовлено тайно.
Шамахийский хан, узнавши, что случилось с Нурали-ханом, тотчас оставил Новую Шамаху и удалился в горы <...>. В сих обстоятельствах Селим-хан шекийский, как недоброжелатель Мустафы-хана, предлагал главнокомандующему разорить владения Мустафы-хана. Граф Зубов не восхотел тому последовать».

П.Г.Бутков, «Материалы для новой истории Кавказа, с 1722 по 1803 гг.»

«История заговора и интриги ханов, их лицемерие и коварство были, разумеется, известны в войсках. Ермолов, как человек, близкий к Зубову, тем более не мог всего этого не знать. Играло роль и то обстоятельство, что именно бригада генерала Булгакова должна была обезопасить корпус от происков Шейх-Али-хана.
Тяжёлый опыт 1796 года и стал фундаментом, на котором командующий Кавказским корпусом генерал Ермолов строил свои отношения с ханами в 1817-1825 годах. Будучи уверен, что ни одному хану доверять нельзя, Ермолов, как мы увидим, делал всё от него зависящее, чтобы вообще ликвидировать этот институт. Он следовал примеру князя Павла Дмитриевича Цицианова, командовавшего на Кавказе с 1802 по 1806 год и положившего начало тотальному наступлению на ханства».
Я.Гордин, "Ермолов: солдат и его империя"

"Достигнув Аракса, войска Зубова остановились на зимовку. Дорога в Персию была открыта. Мухамед-хан для защиты собрал многочисленную армию с 80-ю слонами, но судьба не привела Ермолова быть свидетелем нового сражения при Арабеллах".
В.Ф.Ратч, "Сведения об Алексее Петровиче Ермолове"

"6 ноября 1796 года внезапно умерла императрица Екатерина. А 1 декабря в отряд генерала Булгакова прискакал из Петербурга подполковник граф Витгенштейн - будущий фельдмаршал - с известием о вступлении на престол Павла Петровича и приказом Зубову о прекращении военных действий.
Рухнули не только планы будущих завоеваний, но и грандиозные проекты освоения края…
Вместо этого было сурово наказано новым императором немедленно возвращаться на российскую территорию, причём не всем корпусом, а каждому полку отдельно.
Это был изощрённый способ унизить ненавистного Павлу Зубова. Каждый полковой командир получил индивидуальный приказ об отступлении, и, таким образом, все они фактически выводились из-под командования Зубова. О военной стороне дела Павел не задумывался. <…>
Движение отдельными полками было чревато катастрофой. Шейх-Али-хан со своим ополчением неизбежно воспользовался бы этой раздробленностью войск корпуса.
На военном совете решено было двигаться крупными соединениями.
До выхода с завоёванных территорий необходимо было произвести целый ряд сложных манёвров для концентрации войск, обеспечения прикрытия отступающих и выбора наиболее удобных маршрутов.
Функцию прикрытия осуществлял отряд генерала Булгакова, так что Ермолов с его орудиями находился в состоянии боевого напряжения до того момента, когда полки миновали Дербент и приблизились к российским землям».

Я.Гордин, «Ермолов: солдат и его империя»

«Обратный поход в ненастное время был из самых тягостных. У Ермолова лафеты ломались беспрестанно; один только почтенный старец лафет 1/2 картаульного единорога, помнивший графа Шувалова, вернулся без ломки и починок. Лихие кубинские баталионы, бывшие в отряде Булгакова, полюбили своих ратных товарищей артиллеристов и безропотно тащили пушки… Миновав Дербент, Ермолов сдал свою команду и следовал при войсках вольным казаком».

В.Ф.Ратч, «Сведения об Алексее Петровиче Ермолове»

Читать следующую главу