На главную ...

Сказание
о генерале
Ермолове

Скачать в формате pdf

 

Глава 1
Происхождение и ранние годы

(1777-1792)

Глава 2
В армии

(1792-1798)

Глава 3
Арест. Увольнение. Ссылка.

(1798-1801)

Глава 4
Новая должность,
новая война

(1801-1806)

Глава 5
Первая французская кампания

(1801-1807)

Глава 6
Перед бурей

(1807-1812)

Глава 7
Между молотом и наковальней

(12 июня - 8 августа 1812)

Глава 8
Бородино и Москва

(8 августа - 2 сентября 1812)

Глава 9
Перелом в войне

(2 сентября - 28 ноября 1812)

Глава 10
Спасение Европы

(декабрь 1812 - 1815)

Глава 11
Назначение на Кавказ

(1815 - 1817)

Глава 12
Восток - дело тонкое

(1817 - 1821)

Глава 13
Власть переменилась

(1821 - 1826)

Глава 14
У военных спина
не гнётся

(1821 - 1839)

Глава 15
«Какая тишина после шумной жизни!..»

(1839 - 1861)



 

Глава четвёртая

Новая должность, новая война

(1801 — 1806)

 

«По восшествии на престол императора Александра I он был освобождён вместе со всеми лицами, замешанными в деле Каховского. Тогда Ермолов приехал в Петербург, но там уже выступили на сцену новые лица и новые интересы, среди которых он был чужим на пиру. Генерал Ламб, президент военной коллегии, впрочем, взялся по старому знакомству похлопотать об Ермолове.
После долгих хлопот и не прежде, чем, по выражению Ермолова, «он наскучил всему миру секретарей и писцов», являясь ежедневно в военную коллегию, Ермолов был принят тем же чином на службу в 8-й артиллерийский полк и получил роту, квартировавшую в Вильне».

Н.С.Лесков, «Алексей Петрович Ермолов. Биографический очерк»

 

«<…> на другой день восшествия на престол Александр I освободил Каховского и меня в числе прочих соучастников вымышленного на него преступления. Ему известны были понесённые нами наказания. В числе не одной тысячи ищущих службы, которым ненавистное наименование исключенных из службы заменено названием уволенных, явился я в Петербург».

«Записки А.П.Ермолова о его молодости»

 

«Радость заставила во мне молчать все другие чувства; одна была мысль: посвятить жизнь на службу государю, и усердию моему едва ли могло быть равное. Я приезжаю в Петербург, около двух месяцев ежедневно скитаюсь в Военной коллегии, наскучив всему миру секретарей и писцов <…> ».

«Записки артиллерии полковника Ермолова,
с объяснением по большей части тех случаев,
в которых он находился, и военных происшествий»

 

«По вступлении на престол императора Александра формуляр Ермолова, который был вовсе исключён из службы, был найден с большим трудом в главной канцелярии артиллерии и фортификации».

Д.В.Давыдов, «Анекдоты о разных лицах,
преимущественно об Алексее Петровиче Ермолове»

 

«<…> Наконец доклад обо мне вносится государю, и я принят в службу. Мне отказан чин, хотя принадлежащий мне по справедливости; отказано старшинство в чине, конечно, не с большею основательностию. Президент Военной коллегии генерал Ламб, весьма уважаемый государем, при всём желании ничего не мог сделать в мою пользу. С трудом получил я роту конной артиллерии, которую колебались мне поверить как неизвестному офицеру между людьми новой категории. Я имел за прежнюю службу Георгиевский и Владимирский ордена, употреблён был в войне в Польше и против персиян, находился в конце 1795 года при австрийской армии в приморских Альпах. Но сие ни к чему мне не послужило; ибо неизвестен я был в экзерциргаузах (Экзерциргауз (воен.) - крытое помещение для военных упражнений в холодную и ненастную погоду. В настоящее время слово это вышло из употребления, и такие помещения называются манежами. «Энциклопедический словарь Ф.А.Брокгауза и И.А.Ефрона»), чужд смоленского поля, которое было защитою многих знаменитых людей нашего времени».

«Записки артиллерии полковника Ермолова…»

 

«Тогда военною коллегиею управлял генерал Ламб, бывший в царствование Екатерины генер[ал]-майором и костромским губернатором. По выезде его из Костромы остались там две дочери, в семействах которых принимаем я был благосклонно. Приезжая для свидания с отцом, они тронули его описанием участи молодого изгнанника, и достойный старик желал случая оказать мне благотворение. Недолго являлся я просителем незамечаемым, наконец позвал меня в кабинет и, показав изготовленную докладную записку, сказал: «Я не спешу изыскивать благоприятную минуту, желая, чтобы ты принят был с вознаграждением чином, которого ты лишился». Вскоре лично изъявил мне сожаление, что не успел в желании своём и что я принят в артиллерию в прежнем чине подполковника. Недолго был я праздным и мне дана конноартиллерийская рота: назначение для молодого человека чрезвычайно лестное, ибо в России тогда был один конный баталион, состоявший из пяти рот».

«Записки А.П.Ермолова о его молодости»

 

«Придя к власти, Павел I произвёл существенные преобразования в артиллерии (1796-1797). Вместо расформированных пяти артиллерийских полков было сформировано 10 батальонов полевой артиллерии и 3 батальона осадной артиллерии, в каждом по 5 рот. 5 конно-артиллерийских рот были сведены в конно-артиллерийский батальон. Из артиллерийских команд гвардейских Преображенского и Семёновского полков и артиллерии гатчинских войск был сформирован гвардейский артиллерийский батальон, состоявший из 3 пеших и одной конной рот. Аракчеев в 1796 году стал комендантом Санкт-Петербурга, в 1797 году — командиром Преображенского полка и генерал-квартирмейстером (по сути, начальником генштаба). В начале 1798 года Аракчеев был назначен генерал-инспектором артиллерии русской армии. Так что он также причастен к преобразованиям в русской артиллерии во время правления Павла I. В 1799 году А.И.Кутайсов стал его инспектор-адъютантом.
<…> Конно-артиллерийские роты были вооружены шестью 6-ти фунтовыми пушками и шестью четвертьпудовыми единорогами. На каждое орудие полагалось по два зарядных ящика и 14 человек прислуги. Орудия конной артиллерии запрягались шестёркой лошадей.
<…> Всё хозяйство и лошади были переданы непосредственно в роты, что сделало их самостоятельными частями и упростило обучение. Было сокращено количество систем и калибров, состоявших на вооружении. Была изменена конструкция лафетов. Вместо одноосного зарядного ящика был введён двухосный по образцу французского грибовалевского, запряжённый шестериком. На предприятиях артиллерийской промышленности была проведена стандартизация средств измерения — были разосланы единые меры. Лафеты, передки, зарядные ящики и артиллерийский обоз были окрашены в зелёный цвет. До этого — в красный. Артиллерия получила мундир одинакового основного цвета с пехотным. Отличие было только в цвете приборного сукна: в артиллерии — чёрный с красной отделкой <…> Тем самым артиллерия на поле боя стала представлять гораздо менее контрастную цель. Эта практичная цветовая гамма (с заменой тёмно-зелёного на защитный) сохранилась в российской армии до сих пор. Так что до сих пор живы павловские традиции».

Василий Ковальский,
«Организация русской полевой артиллерии к 1812 году»

 

«Я приезжаю в Вильну, где расположена моя рота. Людей множество, город приятный; отовсюду стекаются убегавшие прежнего правления насладиться кротким царствованием Александра I; все благословляют имя его, и любви к нему нет пределов! Весело идёт жизнь моя, служба льстит честолюбию и составляет главнейшее моё управление; все страсти покорены ей! Мне 24 года; исполнен усердия и доброй воли, здоровье всему противостоящее! Недостаёт войны. Счастье некогда мне благоприятствовало!
1803. Мирное время продлило пребывание моё в Вильне до конца 1804 года.
Праздность дала место некоторым наклонностям, и вашу, прелестные женщины, испытал я очаровательную силу; вам обязан многими в жизни приятными минутами!
1804. Я получил повеление выступить из Вильны. Неблагосклонное начальство меня преследовало, и в короткое время мне назначены квартиры в Либаве, Виндаве, Бирже, Гродне и Кременце на Волыни; я веду жизнь кочевую, и должен был употребить все способы, которые дала мне служба, при моей воздержности и бережливости. У меня рота в хорошем порядке, офицеры отличные, и я любим ими, и потому мне казалось всё сносным, и служба единственное было благо».

«Записки артиллерии полковника Ермолова…»

 

«Он <Ермолов> деятельно занялся службою и в приезд Императора через Вильну обратил на себя особенное внимание <и получил благодарность> «за скорую стрельбу и проворство движений».

«Биография А.П.Ермолова»
(РГВИА, Ф. 217. Оп. 1. Д. 15. Л. 1-12. Публикация В.М.Безотосного)

 

Орёл Двуглавый высоко парит
(Песня Лейб-гвардии Конной артиллерии)

Орёл двуглавый высоко парит
И зорко сверху на врагов глядит.
Широкие крылья расправляет он,
А под ним, как тучи, штыков миллион!

Пушки наше дело, быстро подвезём.
Эй, ребята, смело на врага мы пойдём.
До упора будем мы на картечь стрелять,
А шашками сами себя оборонять.

Вперёд, ребята, на врага пойдём,
Коней ретивых в пушки запряжём.
В карьер помчимся, ветров всех быстрей,
Огонь откроем горячей!

Гранатами мы орудия собьём.
Картечью все атаки мы отобьём,
По войскам шрапнелью будем мы стрелять,
А шашками сами себя защищать!

 

«Отсталое и почти запамятное положение по службе ужасно тяготило Ермолова. Благодаря всему с ним случившемуся прежние товарищи обогнали его в чинах, а ему приходилось прозябать в неизвестности и относительном бездействии».

Н.С.Лесков, «Алексей Петрович Ермолов. Биографический очерк»


А.П.Ермолов — А.М.Казадаеву

«Признаюсь тебе как истинному другу, что я и в запорожцы идти бы не отказался…»
Июнь 1803 г.


«Граф Аракчеев пользовался всяким случаем, чтобы выказать своё к нему неблаговоление; имея в виду продержать его по возможности долее в подполковничьем чине, граф Аракчеев переводил в полевую артиллерию ему на голову либо отставных, либо престарелых и неспособных подполковников».

Д.В.Давыдов, «Анекдоты о разных лицах,
преимущественно об Алексее Петровиче Ермолове»


А.А.Аракчеев — А.П.Ермолову

«<…> Мне чрезвычайно прискорбно видеть стекшиеся разные неприятные случаи в вашей роте; но спешу вас милостивого государя успокоить, что я никогда оные не припишу вашему нерадению, ибо мне известна всегда деятельность ваша к службе Государя Императора; а сие всегда бывает случайно и временно, а потом по прошествии дурного времени наступит прекрасная погода, то уверит вас в моём всегда к вам хорошем расположении, прошу и вас успокоить и быть здорову и полезну службе. Ибо хороших штаб-офицеров всегда приятно иметь в командовании своём. Пребывая с моим почтением <…>»

21 июня 1804 г.


«1806 год познакомил меня с графом Аракчеевым, бывшим в то время адъютантом одного из гвардейских артиллерийских батальонов. Слышал я много дурного насчёт его и вообще весьма мало доброжелательного; но, пробыв три года моего служения под ближайшим его начальством, могу без пристрастия говорить о нём. Честная и пламенная преданность престолу и Отечеству, проницательный ум и смышлёность, без малейшего, однако же, образования, честность и правота — вот главные черты его характера. Но бесконечное самолюбие, самонадеянность и уверенность в своих действиях порождали в нём часто злопамятность и мстительность; в отношении же тех лиц, которые один раз заслужили его доверенность, он всегда был ласков, обходителен и даже снисходителен к ним. <…> Чтобы дополнить черту о нём, что в семь или восемь лет его инспекторства над артиллериею, при всех рассказах о злобе и мучительности его, из офицеров разжалован только один Нелидинский, за сделание фальшивой ассигнации, за что обыкновенно ссылают в Сибирь. Об усовершенствованиях артиллерийской части я не буду распространятся: каждый в России знает, что она, в настоящем виде, создана Аракчеевым».

И.С.Жиркевич, «Записки»


Заметки на полях

«...Ермолов... твёрдый, скрытный, необыкновенного ума, с познаниями обширными и теоретическими и практическими, в сражениях примерно хладнокровен...».

И.С.Жиркевич


«Ещё во время своей преподавательской деятельности в кадетском корпусе он <Аракчеев> начал вести артиллерийские записки, составившие, в конце концов, довольно объёмистую тетрадь. Им были переписаны в систематическом порядке все издававшиеся в разное время уставные положения по русской артиллерии, подробно показаны размеры и устройство каждого вида орудий и лафетов, данные о стрельбе, а также официально установленные расходы на содержание артиллерии».

В.П.Матвеев, Е.Н.Годлевская, «Алексей Ермолов. Денис Давыдов»

 

«В 1802 году Александром I была создана комиссия для преобразования артиллерии под председательством А.А.Аракчеева. <…> Под его руководством к 1805 г. была выработана следующая система артиллерийского вооружения.
На вооружении оставались орудия прежних калибров. Но конструкция орудий была упрощена, были упразднены лишние украшения и некоторые фризы. Были облегчены и усовершенствованы лафеты. Лафеты аракчеевской системы состояли на вооружении до 1845. Двухосные зарядные ящики снова были заменены на одноосные, запряжённые тройкой, что придавало им большую подвижность. Наполеон хвалил эти ящики за подвижность. В состав каждой роты была введена кузница. Были официально изданы чертежи и разосланы по заводам, арсеналам и паркам. <…>
Конно-артиллерийские роты имели на вооружении шесть 6-ти фунтовых пушек и шесть четвертьпудовых единорогов. Основная идея конной артиллерии - подвижность. Передвижение на поле боя на рысях, возможность сопровождать кавалерию. Конные четвертьпудовые единороги были короче, а их стенки тоньше, чем у пехотных, их лафеты также были легче. <…> В 6-ти фунтовую пушку конной артиллерии впрягали не четыре, как в пешей роте, а шесть лошадей. К орудиям полагалось по два зарядных ящика. Состав роты: 1 штаб-офицер, 6 обер-офицеров, 24 фейерверкера, 72 бомбардира, 134 канонира и 44 нестроевых. Гандлангеров (Гандлангер, нем. - рядовой артиллерист низшего разряда; подачник, подносчик зарядов. Толковый словарь В.И.Даля.) в конной артиллерии не было. В обозе конно-артиллерийской роты было 4 запасных лафета, полевая кузница, 8 артиллерийских и 15 провиантских повозок.
Ротой командовал штаб-офицер. Роты делились на 2 полуроты (по 6 орудий), на 3 дивизиона (или отделения, по 4 орудия), на 6 взводов. Взводом из двух орудий командовал обер-офицер. Командовали полуротами и дивизионами старшие из командиров взводов. На орудие полагалось два фейерверкера, старший из них командовал орудием».

Василий Ковальский,
«Организация русской полевой артиллерии к 1812 году»

 

«В кампаниях он <Аракчеев> не участвовал, следовательно, и служебною деятельностью не мог приобрести критического взгляда на выгоды и недостатки нашего оружия в боевом отношении; но рано уже находим мы в нём направление будущего великого администратора и устроителя русской артиллерии».

П.Потоцкий, «История гвардейской артиллерии»

 

«1805. Проходя из местечка Биржи, инспектор всей артиллерии граф Аракчеев делал в Вильне смотр моей роты, и я, неблагоразумно и дерзко возразя на одно из его замечаний, умножил неблаговоление могущественного начальника, что и чувствовал впоследствии».

«Записки артиллерии полковника Ермолова…»

 

«Однажды конная рота Ермолова, сделав переход в двадцать восемь вёрст по весьма грязной дороге, прибыла в Вильну, где в то время находился граф Аракчеев. Не дав времени людям и лошадям обчиститься и отдохнуть, он сделал смотр роте Ермолова, которая быстро вскакала на находящуюся вблизи высоту. Аракчеев, осмотрев конную выправку солдат, заметил беспорядок в расположении орудий. На вопрос его: «Так ли поставлены орудия на случай наступления неприятеля?», Ермолов отвечал: «Я имел лишь в виду доказать вашему сиятельству, как выдержаны лошади мои, которые крайне утомлены». «Хорошо, — отвечал граф, — содержание лошадей в артиллерии весьма важно». Это вызвало следующий резкий ответ Ермолова в присутствии многих зрителей: «Жаль, ваше сиятельство, что в артиллерии репутация офицеров зависит от скотов». Эти слова заставили взбешённого Аракчеева поспешно возвратиться в город. — Это сообщено мне генералом Бухмейером».

Д.В.Давыдов, «Анекдоты о разных лицах,
преимущественно об Алексее Петровиче Ермолове»

 

«Я помышлял уже оставить службу, и конечно не встретил бы затруднений в том, но дабы при отставке обратить на себя внимание и может быть найти возможность объяснить причину, понуждающую меня к этому, я прибегнул к странному способу: по осмотре роты моей инспектором конной артиллерии генер[ал]-майором Богдановым я подал ему рапорт, что отец мой, будучи немолодых лет, имея меня единственного сына и состояние расстроенное, желает, чтобы я находился при нём, что, ускоряя несколькими месяцами подание прошения вопреки установленного на то время, я не только не почитаю себя вправе воспользоваться при увольнении чином, но, будучи семь лет подполковником, прошу отставить меня майором. Инспектор, хороший мой приятель, склонял меня взять обратно рапорт, справедливо называя его бумажным, но я не согласился, и он должен был представить его графу Аракчееву. Рота моя расположена была тогда в Вильне, где военный губернатор барон Беннигсен был в то же время начальником литовской инспекции, [к] которой я принадлежал; знавши меня с самых молодых лет моих, он оказывал мне особенное благорасположение, и я уверен был в благоприятном отзыве его, если бы поручено ему было освидетельствовать, в полном ли я разуме? Этого я должен был ожидать непременно, но граф Аракчеев написал мне собственноручно весьма благосклонное письмо, изъявляя желание, чтобы я остался служить. Я исполнил волю его и не раз имел причину раскаиваться».

«Записки А.П.Ермолова о его молодости»

 

«<…> в 1806 — 1807 годах Алексей Петрович составил себе известность храброго и замечательного офицера. Он, как говорят, создал артиллерийский строевой устав. Каждое действие Алексея Петровича в бою становилось потом тактическим правилом для артиллерии; он дал ей практические правила построения батарей».

Н.С.Лесков, «Алексей Петрович Ермолов. Биографический очерк»

 

«В 1805 г. началась война третьей коалиции против Наполеона, и в деревню к Кутузову был послан экстренный курьер от царя. Кутузову предложили быть главнокомандующим на решающем участке фронта против французской армии, состоявшей под начальством самого Наполеона».

Е.В.Тарле, «Михаил Илларионович Кутузов - полководец и дипломат»

 

«Пришедши с моею ротою к Радзивиллову, я уже не застал армии и догонял её ускоренными маршами, почему ехавшему из Петербурга генералу Кутузову попался я на дороге, и он, осмотрев роту, два уже месяца находившуюся в движении, одобрил хороший за нею присмотр, ободрил приветствием офицеров и солдат, расспросил о прежней моей службе и удивился, что, имевши два знака отличия времён Екатерины, я имел только чин подполковника, при быстрых производствах прошедшего царствования. Он, сказав мне, что будет иметь меня на замечании, приказал поспешить в соединение с армиею».

«Записки артиллерии полковника Ермолова…»

 

«Молниеносным манёвром окружив и взяв в плен в Ульме едва ли не лучшую армию, когда-либо имевшуюся до той поры у австрийцев, Наполеон тотчас же приступил к действиям против Кутузова. Кутузов знал (и доносил Александру), что у Наполеона после Ульма руки совершенно свободны и что у него втрое больше войск. Единственным средством избегнуть ульмской катастрофы было поспешно уйти на восток, к Вене, а если понадобится, то и за Вену. Но, по мнению Франца, к которому всецело присоединился Александр, Кутузов со своими солдатами должен был любой ценой защищать Вену. К счастью, Кутузов не исполнял бессмысленных и гибельных советов, если только ему представлялась эта возможность, т.е. если отсутствовал в данный момент высочайший советник.
Кутузов вышел из отчаянного положения. Во-первых, он, совершенно неожиданно для Наполеона, оказал наступающей армии крутой отпор: разбил передовой корпус Наполеона при Амштеттене, и пока маршал Мортье оправлялся, стал на его пути у Кремса и здесь уже нанёс Мортье очень сильный удар. Наполеон, находясь на другом берегу Дуная, не успел оказать помощь Мортье. Поражение французов было полным».

Е.В.Тарле, «Михаил Илларионович Кутузов - полководец и дипломат»

 

«Авангард, состоявший из нескольких полков лёгкой кавалерии и дивизии гренадер генерала Удино, под общим начальством Мюрата, теснил слабый Австрийский арьергард генерала Кипмайера, который по выходе из д. Штремберг подкреплён был отрядом в 6 т. русских войск под начальством князя Багратиона. Имея в виду удержать напор французского авангарда, князь Багратион остановился с 4 на 5 ноября на высотах близ Амстеттена <Амштеттена. — ред.>. Позиция эта представляла большие выгоды для оборонительного сражения: высоты, лежащие по обе стороны дороги, командующие всею окрестною местностью и покрытые сосновым лесом, давали возможность держаться долго и упорно. Пропустив за себя австрийские войска Кинмейера, князь Багратион расположил по высотам пехоту и сильные батареи, а дорогу, проходившую почти через центр позиции, занял всею кавалериею, которая только тут могла действовать удобно. 5 Ноября Мюрат атаковал своими гусарами эту кавалерию, но она, будучи хорошо прикрыта с флангов, выдержала все атаки и отразила их даже с некоторым уроном. Тогда Мюрат дал приказание генералу Удино вытеснить русскую пехоту с занимаемых высот. Французские гренадеры, построившись в колонны, устремились на позицию, и, невзирая на убийственный ружейный и картечный огонь, заставлявший их несколько раз подаваться назад, утвердились на высотах. Но русские, упорствуя в удержании их, дрались с отчаянием, оспаривая штыками каждый шаг земли, доколе часть французской пехоты, обошед их слева, не принудила отступить под прикрытием своей кавалерии по большой дороге на Ипс и С.-Пелтене. Кавалерия, снова выдерживая неоднократные и усиленные атаки французских гусар, медленно отступила за пехотою, потеряв много убитыми и пленными.
Амстеттенское дело ознаменовано было с обеих сторон отличною храбростию: французские гренадеры и конница с ожесточением кидались в атаку; русские защищались с непоколебимой твёрдостию; раненые, они продолжали ещё драться, и даже пленные, схватывая на дороге обломки оружия, несколько раз нападали на свой конвой и во множестве погибли в рукопашном, или лучше сказать кулачном бою; кроме того сражение это примечательно ещё тем, что оно дало возможность генералу Кутузову с большею быстротою и скрытностью отступить от С.-Пелтена и перевести свою армию у Кремса на левый берег Дуная».

Ф.И.Горемыкин, «Военный энциклопедический лексикон». С.-Пб. 1857 г.

 

«При отступлении от Ламбаха войскам нашим дано следующее распределение:
Арриергард остался в команде генерал-майора князя Багратиона.
Под начальством генерал-майора Милорадовича состоял отряд, наименованный отдельной бригадою, которая, назначена будучи в подкрепление арриергарду, должна была находиться поблизости от оного.
Прочие войска разделены были на две дивизии и подчинены генерал-лейтенантам Дохтурову и Мальтицу.
Конная моя рота и ещё две пешей артиллерии в моей команде, не принадлежа ни к какой части войск, остались в особенном распоряжении главнокомандующего как резерв артиллерии. Сие особенное благоволение, привязывая меня к главной квартире, делало последним участником при раздаче продовольствия людям и лошадям, и тогда как способы вообще были для всех недостаточны и затруднительны, а мне почасту и вовсе были отказываемы, то, побуждаемый голодом, просил я о присоединении моей команды к которым-нибудь из войск. Мне в сём было отказано. Австрийский генерал Кинмейер, не имея при войсках конной артиллерии, просил о присоединении к оным моей роты, и я должен признаться, что совсем не жалел, когда главнокомандующий не изъявил на то согласия, ибо лучше хотел я терпеть вместе с товарищами. <…>
Октября 22-го арриергард князя Багратиона при местечке Амштеттене атакован был большими силами. Невзирая на храбрость, с каковою дрались Киевский и Малороссийский гренадерские и 6-й егерский полки, несмотря на все усилия князя Багратиона, не могли они устоять против стремления превосходного неприятеля и, потерпев большой урон, приведены были в замешательство. Артиллерия сбита была с своих мест, и войска в нестройных толпах теснились на дороге. Лесистое местоположение скрывало от глаз неприятеля отряд генерал-майора Милорадовича, и, когда думал он только преследовать разбитый арриергард, встретил свежие, твёрдо ожидающие его войска».

«Записки артиллерии полковника Ермолова…»

«Бегущие части Багратиона бросились назад — кто по дороге, а кто через лес. Мюрат с гусарами и конными егерями, генералы Вальтер, Удино, Трейяр и Мильо неотступно их преследовали. <…> отчаянная драка не прекращалась ни на дороге, ни в лесу. Наконец лесная дорога кончилась, и клубок людей и лошадей вылетел из леса на открытое пространство.
Здесь-то и началось самое главное. Действительно, на окружённой со всех сторон лесами огромной поляне стояли в полном порядке войска Милорадовича. Восемь батальонов пехоты были построены в две стройные линии. На левом фланге, в центре и позади линии пехоты были распределены десять эскадронов Мариупольского гусарского полка. Момент для контратаки был поистине идеальный. В пылу преследования французский авангард пришёл почти в такой же беспорядок, как и отряд Багратиона. Милорадович пропустил по дороге нестройные толпы солдат арьергарда и, когда французы беспорядочными кучками показались на опушке леса, дал приказ атаковать.
<…> Гренадерский батальон Апшеронского полка, а вместе с ним батальоны первой линии, стоявшие в сомкнутом строю, пошли в решительную штыковую атаку. Впрочем, Милорадович, как опытный командир, полагаясь на мужество своих солдат, не забывал и об огневой поддержке. Впереди и по флангам русских батальонов были рассыпаны стрелки, которые открыли интенсивный ружейный огонь <…> ».

О.В.Соколов, «Аустерлиц. Наполеон, Россия и Европа, 1799-1805 гг.»


Заметки на полях

Храбрый и остроумный Ермолов сказал как-то неустрашимому Милорадовичу, который никогда не кланялся пулям:
— Чтобы быть рядом с вашим высокопревосходительством, надобно иметь запасную жизнь.

Исторический анекдот


«Внезапность привела неприятеля в некоторую робость, и ею воспользовался генерал-майор Милорадович удачно. Он приказал коннице ударить на колеблющегося неприятеля, и Мариупольского гусарского полка подполковник Игельстром, офицер блистательной храбрости, с двумя эскадронами стремительно врезался в пехоту, отбросил неприятеля далеко назад, и уже гусары ворвались на батарею. Но одна картечь — и одним храбрым стало меньше в нашей армии!»

«Записки артиллерии полковника Ермолова…»

 

«<…> В рядах французских войск возникло замешательство. Пехота, едва выйдя из леса, бросилась назад, а конница поскакала вглубь леса по дороге. Этот момент надолго отпечатался в памяти тех, кто выжил после боя. Лежен рассказывает: «Неприятель рубил наши задние ряды, брал пленных и чуть не захватил в плен и нас. Конь под Мюратом был убит, мой, вырвавшись из этой свалки, поскакал галопом по откосу дороги, споткнулся и рухнул. Пока я пытался встать, он уже поднялся на ноги и ускакал вместе с другими конями, несущимися в галоп. Я сумел найти себе убежище у двух пушек, которых поставил на дороге молодой артиллерийский офицерик, наверное, только что закончивший военную школу. Драка была ужасная, и уже сабли свистели над нашими головами...»
Это чудо, но записки «офицерика»тоже сохранились. Его звали Октав Левавассер. «... В четырёх шагах от меня рубили гусар, которые навалились на мою пушку, — рассказывает он. — Мы с трудом зарядили её ядром, а поверх забили ещё и картечь. Звон сабель был уже прямо над нами. Канонир Колло протянул руку с зажжённым фитилём. Мы закричали: «Берегись!» Наши гусары, кто как мог, бросились по сторонам, и перед пушкой появилась небольшая амбразура среди месива из людей и коней. Русский полковник в мундире, расшитом золотом, бросился к моему канониру, чтобы отрубить ему руку. Но в этот момент прогрохотал выстрел. Ствол снесло с лафета, а полковник упал прямо на пушку. Ужасающим выстрелом разметало всё кругом. Более сорока лошадей и огромное количество людей — русских, австрийцев и французов — повалило на землю, и перед батареей оказалась целая баррикада из окровавленных тел». «... Ни одна картечь из этого двойного заряда не пропала даром, — вспоминал Лежен. — От страшного грохота на нас посыпалась груда снега с деревьев и, словно по волшебству, эскадроны, которые нас атаковали, исчезли в дыму и в снежной пыли».
В этот момент прямо через лес к французам подошла помощь: основные силы бригады Дюпа — 1-й в гренадерской дивизии Удино. Мюрат, используя выгодный момент, тотчас же бросил гренадер в контратаку. Их наступление поддержали гусары и конные егеря. На этот раз бой закипел на открытом пространстве, и с обеих сторон солдаты бились с отвагой. Французам удалось потеснить русскую линию, но силы были явно неравны, и бригада Дюпа была отброшена к опушке леса.
Когда начало смеркаться, на поле боя появились 2-я и 3-я бригады дивизии Удино. Генерал Удино сразу повёл свои батальоны вперёд и снова сошёлся в отчаянном бою с русскими полками. Рапорт начальника штаба Мюрата генерала Бельяра сообщает, что в этот момент «с обеих сторон был открыт смертоносный огонь почти что в упор. Пальба продолжалась около 20 минут».

О.В.Соколов, «Аустерлиц. Наполеон, Россия и Европа, 1799-1805 гг.»

 

«После смерти его <Игельстрома> рассыпались его эскадроны, и неприятель остановился в бегстве своём; за два дня перед тем, как добрые приятели, дали мы слово один другому воспользоваться случаем действовать вместе, и я, лишь узнал о данном ему приказании атаковать, бросился ему на помощь с конною моею ротою, но уже не застал его живого и, только остановив неприятеля движение, дал способ эскадронам его собраться и удержаться на месте. Я продолжал канонаду, и между тем устроились к атаке гренадерские баталионы Апшеронского и Смоленского полков, и сам Милорадович повёл их в штыки. Ободрённые присутствием начальника, гренадеры ударили с решительностию, и неприятель, далеко прогнанный, скрылся в лес и не смел показаться. Неподалёку в других местах стоявшие его войска, ничего не предприняв, также удалились; некоторые продолжали бесполезную перестрелку, сопровождаемую безвредным действием артиллерии, но к вечеру все отступили, и мы провели ночь на поле сражения. Вместе со светом пошли мы назад, и вскоре появился неприятель, но преследовал не с тою, как прежде, дерзостию. С сего времени отдельная бригада генерала Милорадовича заступила место арриергарда, а войскам князя Багратиона приказано составить подкрепление, и они по справедливости имели нужду в некотором отдохновении.
При Амштеттене в первый раз был я в сражении против французов, и в службу мою в первый раз с конною артиллериею, которой употребление я столько же мало знал, как и все другие. Возможность двигаться удобнее прочей артиллерии истолковала мне обязанности поспевать всюду, и потому я попал с гусарами. Впрочем, мне удалось предупредить неприятеля, и я, заняв одно возвышение, не допустил устроить батарею, которая могла бы делать нам большой вред.
Генерал Милорадович чрезвычайно благодарил меня, конечно, не за исполнение его приказаний, ибо удачное действие принадлежало случаю, и я смею подозревать, что ему нелегко было приказать что лучшее. Не менее того мне как офицеру неизвестному весьма приятно было, что начальник отзывается с похвалою».

«Записки артиллерии полковника Ермолова…»

 

«<…> узнав о высылке Наполеоном от Линца на левый берег Дуная корпуса Мортье и опасаясь быть отрезанным от армии Буксгевдена, <Кутузов> изменил первоначальное намерение защищать Вену и переправился у Кремса на левый берег. Здесь, пользуясь изолированным и растянутым положением корпуса Мортье, Кутузов атаковал головную его дивизию и почти уничтожил».

С.П.Михеев, «История Русской армии.
Вып. 3: Эпоха войн с Наполеоном I»

 

«Судьба дала Кутузову поистине уникальный шанс. Он не только благодаря своим удачным распоряжениям оказался один на один с корпусом Мортье, но и сверх того французские части были разбросаны по узкой долине на большом расстоянии друг от друга. Наконец, Мортье не подозревал о той опасности, которая над ним нависла. Таким образом, русские могли не просто разгромить изолированный корпус, но и получили редкую возможность окружить и полностью уничтожить или взять в плен целую дивизию, при которой находился сам маршал Мортье.
<…> Накануне к армии прибыл австрийский генерал Шмидт. Этот генерал был в особом фаворе у императора Франца, который написал Кутузову: «Я посылаю Вам генерала Шмидта, который пользуется моим полным доверием и который, я надеюсь, когда Вы его узнаете, заслужит и Ваше». <…>
Дело в том, что Шмидт был уроженцем города Кремса и прекрасно знал окружающую местность. Вероятно, в значительной степени поэтому Кутузов поручил именно ему разработку плана боя и его практическую реализацию. <…>
Согласно этой <составленной Шмидтом> диспозиции русские войска должны были выступить рано утром 11 ноября и атаковать дивизию Газана с разных направлений. <…> из 49 батальонов пехоты для атаки с фронта было выделено только 5 батальонов! Остальные были либо посланы по обходному пути в горы, либо вообще отправлены куда-то в сторону. Но это ещё не всё. Милорадович находился буквально в двух шагах от французов, и он выступил для атаки в семь утра, а войска, предназначенные для обхода, вышли согласно рапорту Уланиуса в 9-м часу утра! Милорадовичу до боевого контакта было два шага, а сколько должны были идти обходящие колонны - одному Богу было известно. В результате, имея шестикратное превосходство в силах, русские атаковали дивизию Газана колонной, которая уступала французам по численности чуть ли не вдвое!
<…> Вся эта диспозиция по её какому-то извращённому построению очень напоминает распоряжение Макка под Ульмом, а затем Вейройтера под Аустерлицем: «Die erste Kolonne marschiert... die zweite Kolonne marschiert... die dritte Kolonne marschiert...» («Первая колонна марширует... вторая колонна марширует... третья колонна марширует…» (нем.). Войска разделялись на многочисленные колонны, которые шли по разным маршрутам и должны были соединиться в назначенное время в назначенных точках. При этом брались в расчёт только пространственные соотношения, предполагалось к тому же, что всё пройдёт гладко и не возникнет никаких помех и осложнений".

О.В.Соколов, «Аустерлиц. Наполеон, Россия и Европа, 1799-1805 гг.»

 

«На другой день по прибытии в Кремс заняли мы арриергардом предместье Штейн. Маршал Мортье, занявши виноградники, простирающиеся на крутизне гор над самым городом, с частью войск приблизился к самым воротам оного, и началась весьма горячая перестрелка.
Главнокомандующий предполагал дать войскам отдохновение, и нужно было исправить одежду и обувь солдат, повреждённые беспрерывными дождями в продолжение целого месяца, и для того нельзя было терпеть неприятеля в столько близком расстоянии.
Генерал Милорадович получил повеление атаковать его, и только его неустрашимость и предприимчивость могли восторжествовать. Полки наши должны были штурмовать крутые горы, где неприятель, совершенно скрытый за каменными стенами, одна за другою в несколько рядов устроенными, защищался упорно. Встречая на каждом шагу ужасные препятствия, войска наши, не раз опрокинутые, обращались с потерею, и артиллерия, не имея удобного места для устроения батарей, долго не могла им содействовать. Наконец удалось оттеснить неприятеля от одного пункта и овладеть частью его лагеря; тогда орудия введены были в действие, чем приобретено было равновесие в бою, но неприятель, имея верное отступление за ближайшими стенами, возобновлял упорное сопротивление, и мы не иначе, как большими пожертвованиями, достигали малейших выгод. Урон наш был очевиден, и в особенности в офицерах несоразмерный».

«Записки артиллерии полковника Ермолова…»

 

«Наполеон в течение нескольких дней в конце ноября 1805 г. выбивался из сил, чтобы внушить союзникам впечатление, будто он имеет истощённую в предшествующих боях армию и поэтому оробел и всячески избегает решающего столкновения. Вейротер глубокомысленно изрекал, что нужно делать то, что противник считает нежелательным. А посему, получив столь авторитетную поддержку от представителя западноевропейской военной науки, Александр уже окончательно уверовал, что здесь, на Моравских полях, ему суждено пожать свои первые военные лавры. Один только Кутузов не соглашался с этими фанфаронами и разъяснял им, что Наполеон явно ломает комедию, что он нисколько не трусит и если в самом деле чего-нибудь боится, то только отступления союзной армии в горы и затяжки войны. Но усилия Кутузова удержать союзную армию от сражения не помогли. Сражение было дано, и последовал полный разгром союзной армии под Аустерлицем 2 декабря 1805 г.».

Е.В.Тарле, «Михаил Илларионович Кутузов - полководец и дипломат»

 

«<…> Главнокомандующий прошёл город Брюнн и соединился с армиею графа Буксгевдена. Часть войск от оной пришла сменить нас в арриергарде, когда прибыли мы к местечку Вишау. Государь вместе с австрийским императором находились в крепости Ольмюц. Великий князь Константин Павлович вскоре должен был присоединиться с российскою гвардиею.
<…> Государь выехал навстречу армии и, судя по приветствиям, которыми удостоил многих, казалось, доволен был службою храбрых и верных войск его. Между прочими изъявлял и мне за службу благоволение. Приказал дать армии отдохновение.
<…> В Ольмюце нашёл я инспектора всей артиллерии графа Аракчеева, в том же могуществе при государе, с тем же ко мне неблагорасположением, невзирая на лестное свидетельство главнокомандующего на счёт мой. Едва имел я к нему доступ и никогда ни малейшего ободрения, тогда как многим другим оказывал он сильное своё покровительство. Тут по сравнению выгод, приобретённых другими, почувствовал я, как невыгодно не нравиться сильному начальнику, который и то считает за благодеяние, что, утесняя невинно, не погубляет!»

«Записки артиллерии полковника Ермолова…»

 

«15 ноября союзная армия двинулась из Ольшанского лагеря в пяти колоннах, причём центральная следовала по большой дороге из Ольмюца в Брюнн. <…> Вейротер, не имевший определённых сведений о силе противника и его расположении, вознамерился захватить потерявший уже значение путь отступления французской армии на Вену, ударив в её правый фланг.
Вместо того чтобы идти к намеченной цели прямым путём на Брюнн, сочли необходимым нацелить армию по всем правилам линейной тактики, и 17 ноября союзная армия сошла с большой дороги влево; по невылазной грязи просёлочных дорог она сделала опасное фланговое движение, пройдя за три дня 35-40 вёрст. Этот марш, совершённый чуть ли не на виду французской армии, лучше всякой измены обнаружил намерения Вейротера».

Генерал-майор Д.А.Назаров,
«Первые две войны Александра I с Францией»

 

«Армия наша двинулась вперёд. Расположение движений поручено было австрийскому генерал-квартирмейстеру Вейнроту. Мы делали небольшие марши, но таким непонятным образом были они расположены, что редко оканчивали мы их скорее десяти или двенадцати часов, ибо все колонны непременно одна другую перерезывали и даже не по одному разу, и которая-нибудь напрасно теряла время в ожиданиях.
В продолжение трёх дней виден был один слабый неприятельский отряд по дороге к городу Брюнну, где проходил наш авангард, но, не делая упорного сопротивления, он уступал место.
Я с конноартиллерийскою ротою находился при кавалерийской дивизии генерал-адъютанта Уварова, которая пред некоторою частью армии составляла передовое войско. На четвёртый день, около вечера, встретились мы с неприятельскою кавалерию в малых силах; перестрелка была незначащая, и кавалерия прогнана.
Темнота ночи остановила нас на вершине одного возвышения, в хорошем местоположении. Недалеко позади стала в бивуаках вся армия. Впереди нас изредка видны были неприятельские огни, которые, казалось, означали цепь передовой стражи. В армии был слух, и почти все верили, что неприятель уходит. Около полуночи у подошвы возвышения, на котором стояла наша дивизия, в одно мгновение загорелись огни, охватившие большое пространство. Мы увидели обширные бивуаки и движение великого числа людей, что наиболее утвердило многих во мнении, что неприятель не ищет даже скрывать своего отступления. Напротив того, некоторым казалось сие подозрительным. Мы узнали вскоре, что огни означали торжество в честь Наполеона, и зажжены в его присутствии».

«Записки артиллерии полковника Ермолова…»

 

«19 ноября союзная армия подошла к полю сражения и расположилась на ночлег в окрестностях Аустерлица. <…> Вейротер изготовил диспозицию для атаки противника. Напрасно Кутузов возражал, что диспозиция должна быть составлена лишь после тщательного изучения положения неприятеля. Поздно вечером она удостоилась утверждения, а после 11 часов ночи была прочитана по-немецки Вейротером начальникам колонн, собранным к Кутузову в Крженовиц. <…> устремляя главный удар в лишённый какого-либо значения правый фланг неприятеля, Вейротер растягивал вёрст на двенадцать фронт союзной армии, ослабляя её центр и совершенно игнорируя возможность контратаки со стороны Наполеона. Войска получили неуклюжий русский перевод диспозиции чуть ли не в момент выступления с биваков».

Генерал-майор Д.А.Назаров,
«Первые две войны Александра I с Францией»

 

«Генерал-адъютант Уваров позван был в главную квартиру, откуда возвратился в скором времени. Немедля за ним прислан офицер с диспозициею на нескольких листах, наполненною трудными названиями селений, озёр, рек, долин и возвышений и так запутанною, что ни помнить, ни понимать не было никакой возможности. Списать не было позволено, ибо надобно было успеть прочитать многим из начальников и весьма мало было экземпляров. Я признаюсь, что, выслушав оную, столько же мало получил о ней понятия, как бы и совсем не подозревал о её существовании; одно то ясно было, что назавтра атакуем мы неприятеля».

«Записки артиллерии полковника Ермолова…»

 

«Силы и планы сторон. Сложный план Вейротера для движения к Аустерлицу дал Наполеону время сосредоточить к полю сражения до 74 тысяч войск (60 тыс. пехоты и 14 тыс. конницы). Союзники подвели сюда свыше 67 тыс. пехоты и около 17 тыс. конницы.
План Наполеона, отлично ориентированного непрерывно ведёнными разведками в наступлении противника и узнавшего через шпиона о намерении союзников атаковать его правый фланг, заключался в том, чтобы скрытно в течении ночи перевести все войска, кроме одной правофланговой дивизии Сульта, на левый берег Бозеницкого ручья и собранными здесь силами простым фронтальным движением на Працен ударить во фланг и тыл обходящих его колонн союзников.
План Вейротена состоял в том, чтобы наступать авангардом и 5-ю колоннами, причём авангард Багратиона должен был, заняв дорогу из Брюна в Вишау, удерживать левый фланг французов, 3 колонны Буксгевдена, спуститься с Праценских высот и атаковать противника в его правый фланг со стороны озёр с целью отрезать Наполеона от его базы — Вены, 4-я колонна — наступать на центр, 5-я — служить связью между 4-й и авангардом и, наконец, за правым флангом оставлялась в резерве русская гвардия».

С.П.Михеев,
«История Русской армии. Вып. 3: Эпоха войн с Наполеоном I»

 

«Ещё до рассвета выступила армия, опасаясь, по-видимому, чтобы неприятель не успел уйти далеко. Войска на марше должны были войти в места, по диспозиции для них назначенные, и потому начали колонны встречаться между собою и проходить одна сквозь другую, отчего произошёл беспорядок, который ночное время более умножало. Войска разорвались, смешались, и конечно не в темноте удобно им было отыскивать места свои. Колонны пехоты, состоящие из большого числа полков, не имели при себе ни человека конницы, так что нечем было открыть, что происходит впереди, или узнать, что делают и где находятся ближайшие войска, назначенные к содействию. Генерал Милорадович на моих глазах выпросил по знакомству у одного шефа полка двадцать гусар для необходимых посылок. К сему прибавить надобно, что ни одна из колонн не имела впереди себя авангарда. Общий авангард всей армии находился весьма мало впереди и на самой конечности правого фланга, так что собою не закрывал он ни одной колонны, и армия в движении своём совершенно была открыта. Дивизия генерал-адъютанта Уварова отведена была довольно далеко назад, чтобы потом перейти ближе к правому флангу, где вся почти кавалерия соединена была особенно. <...>
С началом дня, когда полагали мы себя в довольном расстоянии от неприятеля и думали поправить нарушенный темнотою ночи порядок, мы увидели всю французскую армию в боевом порядке, и между нами не было двух вёрст расстояния.
Из всего заключить можно, сколько достоверные имели мы известия об отступлении неприятеля и в чём обязаны премудро начертанной австрийской диспозиции, которая более похожа была на топографическое описание Брюннского округа, нежели на начертание порядка, приуготовляющего целую армию к бою».

«Записки артиллерии полковника Ермолова…»

 

«Около 7 часов 20 ноября началось наступление союзников. Первыми вступили в дело три колонны Буксгевдена, которые оттеснили за Гольдбах французов, удержавшихся, однако, с прибытием Даву на высотах за ручьём.
Наполеон с восходом солнца уже стоял на Шлапаницкой высоте, окружённый маршалами и штабом; он наблюдал, как постепенно вершины Праценских высот, выступавшие из густого тумана, застилавшего все лощины, всё более и более очищались от русских колонн, спускавшихся к Гольдбаху. Пехотные дивизии С.-Илера и Вандамма в полной готовности стояли у подножия высот, на которых должна была решиться участь дня. А на последних становилась в ружьё и готовилась к выступлению 4-я колонна, при которой уже находился Кутузов. <…> Военный глазомер Кутузова сразу оценил важное значение командующих Праценских высот, и русский главнокомандующий медлил покинуть этот тактический ключ поля сражения. Подъехавший сюда со свитой Александр был удивлён, что здесь, в присутствии самого главнокомандующего, нарушена диспозиция. Государь, слегка упрекнув в этом Кутузова, приказал выступать, и около 9 часов авангард колонны, состоящий из двух батальонов Новгородского и батальона Апшеронского полков, сопровождаемый Милорадовичем, тронулся.
<…> Правее Працена, против Вандамма, построилась наша пехота, а левее — против дивизии С.-Илера — слабые батальоны австрийцев. Но колонны и С.-Илера, и особенно Вандамма неудержимо продвигались вперёд, невзирая на отчаянные контратаки нашей пехоты, воодушевляемой Милорадовичем и дравшейся на глазах своего государя. Из удалившихся войск Буксгевдена связь с центром случайно сохранил Ланжерон благодаря тому, что, задержанная при выступлении кавалерией Лихтенштейна, его колонна растянулась и оказавшаяся в её хвосте бригада графа Каменского 2-го могла быть направлена во фланг дивизии С.-Илера. Однако прибытие свежей бригады, как и вообще все усилия названных войск, не могли остановить французов; около 11 часов дня император Александр приказал начать отступление».

Генерал-майор Д.А.Назаров,
«Первые две войны Александра I с Францией»

 

«Потеря Праценских высот ставила армию союзников в критическое положение, ибо они оказывались разрезанными на две части.
Поздно осознав свою ошибку, русские войска Милорадовича и наша гвардия бросились в контратаку, но, подавленные численным превосходством и артиллерийским огнём втащенных сюда французами орудий, обратно овладеть высотами уже не могли. Единственное их значение сводилось к облегчению отступления к Аустерлицу. Пока Наполеон был занят закреплением за собой взятых Праценских высот, на правом фланге Багратион имел частный успех. Когда же после прорыва центра началось решительное наступление французов и на флангах, то наш слабый авангард, охваченный с двух сторон, принуждён был отступить.
Роль Багратиона по диспозиции была пассивной, и он её выполнил блестяще. Чтобы замедлить наступление противника, он выдвинул Архангелогородский полк, который в течение целого часа отбивал атаки окружившей его французской кавалерии. Отступая шаг за шагом, Багратион задерживался на трёх позициях и оставил Ольмюцкое шоссе только тогда, когда прекратились атаки на него маршала Ланна.
Таким образом, оборону порученной ему позиции Багратион довёл до крайнего предела и умело воспользовался минутой для начала отступления, когда дальнейшая задержка угрожала ему окружением.
На левом фланге Буксгевден, поглощённый исполнением диспозиции, не обратил внимания на то, что происходит в центре, и перевёл значительную часть войск на правый берег реки Гольдбаха.
В 11 часов он получил приказание начать отступление, но не исполнил этого приказания, считая, что дело идёт хорошо. Это промедление имело роковые последствия для трёх его колонн: они оказались отрезанными от остальных войск. Обстрелянные перекрёстным огнём, под угрозой атаки с тыла и правого фланга, колонны спустились на лёд озёр, чтобы уменьшить скученность. Но тонкий лёд не выдержал тяжести войск, вследствие чего много людей, лошадей и орудий потонуло».

С.П.Михеев, «История Русской армии»

 

«Потеря наша наиболее умножилась, когда войска стеснились у канала чрезвычайно топкого, на котором мало было мостов, а иначе, как по мосту, перейти чрез оный было невозможно. Здесь бегущая конница наша бросилась вброд и потопила много людей и лошадей, а я, оставленный полками, при коих я находился, остановил свою батарею, предполагая своим действием оной удержать преследующую нас конницу. Первые орудия, которые я мог освободить от подавляющей их собственной кавалерии, сделав несколько выстрелов, были взяты, люди переколоты, и я достался в плен. Дивизия генерал-адъютанта Уварова, столпившись у моста, имела время осмотреться, что она бежала от малого числа неприятеля и что главные его силы остановились на возвышении, не спускаясь в долину. Прогнавшие нас были обращены в бегство и истреблены, и мне чрез самое короткое время возвращена свобода, когда я уже был близко от французской линии.
Присоединясь к остаткам истреблённой моей роты, нашёл я дивизию в величайшем беспорядке у подошвы холма, на коем находился государь. Холм занят был лейб-гренадерским полком и одной ротою гвардейской артиллерии, которые не участвовали в сражении и потому сохранили устройство. При государе почти никого не было из приближённых, на лице его изображалась величайшая горесть, глаза были наполнены слезами. Здесь можно было видеть части почти всей армии, и если премудрая диспозиция нас разделила, то бегство соединило многих. На месте сражения оставили мы более шестидесяти орудий, и армия отступила. Войска князя Багратиона потерпели урон несравненно менее прочих; часть пехоты его приведена была в замешательство неприятельскою конницею, но она, не будучи поддержана в своих успехах, дорого заплатила за свою дерзость, <…> потеряно несколько пушек. Из сих войск составлен арриергард в команде князя Багратиона. На прямейшей дороге к городку Аустерлицу, чрез который должны были проходить наши войска, учреждён большой пост, который поручен мне в команду, вероятно потому, что никто не желал принять сего неприятного назначения.
По счастию нашему время клонилось к вечеру, и неприятель далее болотистого канала нас не преследовал.
Я с отрядом своим обязан спасением тому презрению, которое имел неприятель к малым моим силам, ибо в совершеннейшей победе не мог он желать прибавить несколько сотен пленных. Но когда нужен был ему водопой, он довольствовался тем, что отогнал передовую мою стражу от канала. Я должен был выслушивать музыку, песни и радостные крики в неприятельском лагере. Нас дразнили русским криком «ура!». Пред полуночью я получил приказание отойти, что должно было последовать гораздо прежде, но посланный офицер ко мне не доехал. В городке Аустерлице, давшем имя незабвенному сражению, нашёл я арриергард князя Багратиона, который не хотел верить, чтобы могли держать одного меня в шести верстах впереди, и не восхитился сим распоряжением генерал-адъютанта Уварова. Прошедши далее четыре версты, прибыл я к армии, но ещё не все в оной части собраны были, и о некоторых не было даже известия; беспорядок дошёл до того, что в армии, казалось, полков не бывало: видны были разные толпы. Государь не знал, где был главнокомандующий генерал Кутузов, а сей беспокоился насчёт государя. Я должен был явиться к генерал-адъютанту Уварову, и сей был в восхищении, что украшенным донесением мог придать важность отряду его собственного изобретения. Не дожидаясь присоединения оторвавшихся частей, армия в продолжение ночи пошла далее. На рассвете стали собираться разбросанные войска, и около десяти часов утра появилась неприятельская кавалерия, наблюдавшая за нашим отступлением. В сей день, по причине совершенного изнурения лошадей, оставили мы на дороге не менее орудий, как и на месте сражения.
Вскоре узнали мы, что австрийский император заключил перемирие с Наполеоном, обязавшись немедленно приступить к переговорам о мире, и мы уже не могли ожидать вспомоществования австрийцев».

«Записки артиллерии полковника Ермолова…»

 

«21 ноября союзная армия собралась в Чейче, 22-го она прикрылась р. Моравой и достигла Голича. Надобности в преследовании её не оказалось: было заключено перемирие с условием, что русская армия покинет австрийские пределы. Император Александр, не разделяя взгляда своего союзника на безнадёжность положения, тем не менее повелел своей армии немедленно идти через Кашау, Эпериеш, Львов к Радзивилову, куда она и прибыла 26 декабря».
Генерал-майор Д.А.Назаров,
«Первые две войны Александра I с Францией»

 

«Нет сомнения, что впоследствии составятся описания, но трудно будет дать им полную доверенность, и скорее могут быть с точностию определены частные действия, нежели соотношения их между собою и согласование действий со временем. О сражении Аустерлицком можно сказать, что каждой части войск предоставлено было действовать отдельно, с условием при том ни себе не ожидать, ни другим не давать вспомоществования, и для лучшего успеха полезно было бы даже забыть, что на том же самом поле и в то же самое время были ещё и другие русские войска.
Так разделённых нас и лишённых взаимного вспоможения представила судьба пред лицо неприятеля, и он, трепещущий именем русского, осмелился быть победителем.
Не должен россиянин простить поражения при Аустерлице, и сердце каждого да исполнится желанием отмщения!»
«Записки артиллерии полковника Ермолова…»


 

Читать следующую главу