Глава 3.

9.01. 92 г.
Здравствуй, моя дорогая и горячо любимая Светочка!
Вчера получил сразу три твоих письма, чему очень обрадовался. Когда письма приходят пачками – зто очень приятно (мне тут многие завидуют, ведь мая девушка так часто мне пишет).
О твоем предложении венчаться в церкви. Мне та же мысль пришла неделю назад, когда я писал бабушке (она очень набожна). Ей я написал, что если ты меня дождешься, то мы обвенчаемся в церкви.
Светочка, я не понимаю, почему ты не получаешь мои письма. Ведь я пишу через день или через два, а ты пишешь, что от меня ничего нет. Я вот сейчас подумал, и меня рассмешило. Если кто-нибудь раньше мне сказал бы, что я буду через день писать письма да еще по два-три листа в каждом, то я рассмеялся бы ему в лицо. Но человек предполагает, а Бог располагает. Кстати, поздравляю тебя с крещением. Теперь мы оба крещеные. У нас теперь крестики с распятием. Осталось прибавить по золотому кольцу.
Еще одна новость. Правду говоря мне неудобно. Я вчера сфотографировался еще раз (больно уж форма красивая – камуфляж). А неудобно мне потому, что они придут к тебе, и придется за них платить рублей сорок. Боюсь, как бы твои родители не подумали чего, –- ведь за фото платить вам придется, да еще и второй раз. Ты уж извини меня, нахала. Но ничего. Мамка наверное, рассчитается...

10. 01. 92 г.
... Ты уж извини за небольшой, надеюсь, перерыв, так как не было времени. Был в суточном наряде, на этот раз по парку, то есть по гаражу для техники.
Ты, наверное, не знаешь и что такое дневальный? Так вот знай. По батарее два часа стоишь в дежурстве у входа и не пускаешь посторонних, отдаешь честь старшим по званию, охраняешь оружие и, если зазвонит телефон, то отвечаешь, а там обычно спрашивают комбата или старшину. Стоишь и ночью тоже, охраняешь сон солдат. Ну а последующие четыре часа «шуршишь» (это жаргон, «духи» то есть мы, вообще постоянно «шуршат»). И так все двадцать четыре часа. А по парку лучше: два часа ворота открываешь и закрываешь, а четыре часа отдыхаешь (если не идет снег, а если идет, то убираешь, но там немного убирать) .
Есть и другие наряды. Посыльный – то же самое, только вместо ворот бегаешь по полку и носишь различные документы. Есть патруль. Это вообще здорово – болтаешься по городу с офицером два часа и четыре часа отдыхаешь. Ну и самый плохой – это наряд по столовой там все двадцать четыре часа «шуршишь».
До заступления в наряд времени тоже не было, – целый день была строевая подготовка. Да и вообще здесь написать письмо – это целая проблема. Ручку у меня давно украли, тетрадь кончилась, конверты тоже, но я все равно стараюсь писать. И знаешь почему? Во-первых, чтобы и ты мне писала; а во-вторых, когда пишешь письмо, как будто общаешься с тобой (хотелось бы по-настоящему, но на безрыбье и рак рыба), на душе как-то легче становится. А когда получаю письмо, то это вообще праздник. Так что ты пиши, пиши и пиши, пожалуйста...

21.01. 92 г.
...Золотце мое, сегодня получил твое письмо. Правда, оно немного загуляло, так как вчера я получил письмо, которое ты отправила позже.
Кстати, с этими письмами получилось немного смешно. Представь себе: идут занятия, и тут дневальный говорить что меня вызывают в штаб, то есть дневальный сказал старшему лейтенанту, а тот мне. И вот я бегу в штаб, по пути падаю несколько неудачно, забегаю в штаб весь в снегу, а там стоит мой земляк Чигирик и смеется. Он был «помдеж» по полку (в общем, дежурил), и протягивает мне два конверта.
Сначала я немного обиделся (ведь не каждый день вызывают в штаб, а если и вызывают, то не просто так), но потом обрадовался, так как, во-первых, одно письмо было от тебя, во-вторых, это было до обеда (почта всегда в 16.00, а обед – в 15.00), и, в-третьих, он снял меня с занятий по физо (физическая подготовка), где я порядком устал.
Ну, мы там в штабе посидели, поболтали. А потом я читал твое письмо, и мне было приятно узнать, что Тимка интересуется моими письмами и особенно приятно было узнать, что твоя бабушка так переживает и что стоит за меня горой. Поблагодари ее от моего имени...
Вот сержант пришел. Опять отрывает. Не знаю, когда снова доберусь до письма. Надеюсь, скоро... Приходится, прячась от сержанта, урывками дописывать. Сержант наш совсем озверел, гоняет нас, да еще какой-то идиот украл у него сигареты так он вообще из себя выходит. В общем как тут у нас выражаются «вешалка» (то есть дело плохо)...

20. 01. 92 г.
... Ну а теперь о твоём коварном плане.
Лучше сразу посоветуй Дмитриеву отстать от тебя. Не стоит щекотать мои нервы. За время службы они несколько попортятся, и тогда я ему не завидую. Если он будет слишком то я его и отсюда достану. Так что объясни, что в этом плане мне не до шуток, ведь он хочет отбить у меня невесту. И лучше на этом кончить – и план, и ухаживания...

23. 01. 92 г.
... Ты просила, чтобы я, получив бандероль, сразу сообщил тебе. Так вот сообщаю, что сегодня я получил бандероль, за которую огромное спасибо. Кстати конфеты вкусные были (я уже успел соскучиться по сладостям). А тетради оформлены великолепно... Не забудь поблагодарить твою бабушку за заботу обо мне. Поцелуй ее. Н Тимку тоже, раз он тоже любит меня. А теперь отвечаю на твои вопросы.
Живу по-прежнему. Хотя нет, постой. Сегодня... мы... стреляли из автоматов. Говорят, что и завтра будем.
Присягу приминаем 26 января. Теперь каждый принимает присягу на верность народу республики, из которой он родом. Я буду присягать на верность народу России, то есть и тебе тоже. А вернее, тебе в первую очередь. Жаль вот только, что тебя не будет, ведь письмо опоздает дна на три наверняка. Но приезжать можно не только на присягу, но и просто так. Тут ко многим приезжают родственники. Одни девушки, правда, не приезжают пока, а только с родителями солдата. Им выдают комнату в гостинице (платную), и они вместе там сидят. Солдаты от них уходят только в столовую и на вечернюю поверку, ночуют в гостинице вместе. Гостиница находится прямо в полку, рядом с нашей казармой.
А вот ты совсем уж обленилась, – двойки стала получать. И это моя отличница! Ну ничего. Я знаю, что ты исправишься...
За презент большое спасибо. Я полтора года буду думать, что же это такое. И заранее могу сказать, что он понравится.
Ну вот, пожалуй и все.
Целую крепко и любя.
Навеки твой и для тебя.
Ведь я люблю тебя.
(Это мое).

СОН-ТРЕНАЖ

– Батарея, отбой! Тридцать секунд. Время пошло!

Ноги в руки, голову под мышку, – только так и можно уложиться в эти тридцать секунд. Кому и зачем это нужно? В первые дни спрашивал себя и не находил ответа. А сегодня не спрашиваю, потому что знаю – это нужно мне, чтобы в следующую минуту не прозвучала команда «Подьем!», чтобы как можно быстрее закончился ежевечерний «сон-тренаж». Другого мало-мальски вразумительного ответа попросту не существует. Да он мне уже и не нужен. Мне нужно только одно, – чтобы не было более никаких команд, чтобы в казарме, наконец, установилась тишина и можно было бы…..

– «Тормозам» и «шлангам» подъем! Строиться в коридоре. Всем остальным отбой!

Слава Богу. Сегодня, выходит, далеко не худший день. «Тормоза» и «шланги», конечно, минут пять будут обиженно сопеть, неторопливо одеваясь, потом, гремя сапогами, поплетутся по коридору; минут десять наш «комод» будет читать им нотацию, – но это терпимо, это сну не помеха. Надо только закрыть глаза и попытаться увидеть твое лицо. Можно даже прошептать, одними губами:

«Здравствуй, Светочка! – а потом повторять: – Светлана. Светочка. Светик. Звездочка моя сегодня».

«Только сегодня?»

– Нет, почему же? И завтра, и послезавтра, – всегда... А я? Я по-прежнему твое Солнышко?

– Ну конечно. В том смысле, что без тебя мне и белый свет не мил. Вот только...

– Что? Что-нибудь случилось?

– Нет, ничего. Просто подумалось... Звезды и солнце на небе всегда врозь, как мы с тобой.

– Нет, не так. Это только для землян они разлучены, а в космосе...

– Какой же ты фантазер. Мы-то с тобой земляне!

– Снова подкалываешь? И напрасно. Ведь ты не читала ту книгу.

– Какую книгу?

– Ту самую, твой сюрприз. Ты ее не читала, потому что не любишь фантастику.

– Я люблю тебя. Ты ее прочитаешь и мне расскажешь. Я люблю, когда ты рассказываешь. Правда, ждать долговато придется.

– Зачем ждать? Ты забыла, что я теперь солдат и в моем распоряжении – чудо техники, называемое скромно «объект 123».

– Так уж и чудо?

– А вот увидишь. Пойдем в парк. Я покажу тебе мой ракетоплан.

– Ты же писал, что это танк.

– Похоже на танк, но на самом деле...

– А нас туда пустят?

– Сегодня пустят. Сержант Чигирик – я писал тебе о нем, – он сегодня «помдеж» по полку. Другой такой случай когда еще представится... Идем. Только тихо.

Где уж тут тихо, если половицы скрипят. И как скрипят! Того и гляди дежурный по батарее проснется. Вон он – прямо в одежде и в сапогах, при штык-ноже, завалился на койку поверх одеяла. Попробовал бы я так, – вот крику-то было бы. Впрочем, и ему не поздоровится, если Чигирик его застукает, потому что Чигирик «дембель», а он даже не «дед» еще. Это только перед нами он...

– Стоять! – от негромкого, но оглушительно прозвучавшего а тишине окрика Светлана вздрогнула.– Куда намылился, «дух»?

– Я?..

Где же Светлана? Куда она исчезла?

–Я по нужде. Ведь можно же?

– Можно знаешь что?

Хорошо, что Светлана этого не слышит.

– По нужде? В шинели и в шапке? Так я тебе и поверил. Оборваться задумал, Елизаров? Я давно тебя раскусил: ты только прикидываешься паинькой, а в душе ты «тормоз». Ты понял меня? Повтори!.. Не слышу. Кто ты? Ну!

– Я «дух».

– Нет, ошибаешься. С этого дня ты не просто «дух» ты – «тормоз», а «тормоза» должны «шуршать» днем и ночью. Сейчас ты пойдешь и...

– Встать! Встать, я сказал!

Лешка, Чигирик! Вовремя-то как. Откуда он только взялся?

– Я не спал, Чигирик, – оправдываясь, залепетал сержант. – Я только присел. «Тормоза» воспитывал и присел. Не стоять же мне перед ним.

– Он не «тормоз», – спокойно, но твердо возразил Чигирик и, обернувшись, промолвил: – Вот что, зёма. Иди, куда шел, а мы тут малость перетолкуем.

– Но как же?.

– Иди, говорю.

– Не отпускай его, Чигирик. Он же «тормоз». Он ноги сделать собрался. Он...

– Ты еще здесь? Неужели не ясно – ждут тебя. Одна нога здесь, другая там. Вперед! И не забудь на свадьбу пригласить. Обещал.

– Я же вернусь, Чигирик, – крикнул уже на бегу и услышал брошенный вдогонку ответ:

– Ни к чему тебе возвращаться. Потому и говорю: не забудь.

Как громыхают по полу сапоги! Впрочем, что же теперь таиться? Надо бежать. Вот только Светлана . Где же она?

– Я здесь.

Бог ты мой! На морозе в платьице одном, в туфельках.

– Ты не замерзла?

– Нисколько.

Нисколько. А руки, словно ледышки.

– Бежим. Впрочем, как же ты в туфлях.

– Очень просто, – ответила, смеясь, и туфли скинула, в руки их взяла.

– Нет, так не годится.

Подхватил ее на руки. Господи, какая же она легкая! И бежится по морозу легко. Только не поскользнуться бы, не упасть. Кто сегодня по парку дежурный? Хорошо, если из нашей батареи.

Странно: нет никого и ворота распахнуты. Значит, и тут повезло. Счастливая сегодня ночь.

– Стой, кто идет?

Часовой. Как же я забыл? Ведь парк охраняется, а в карауле батальон обеспечения.

– Стой, говорю!

Это он не по уставу, но затвором клацнуть не забыл, а там, чего доброго...

– Помощник дежурного по полку с проверкой.

– Чигирик?! Ты же в казарме...

– Помощник ко мне, остальные на месте.

– Некогда, зёма, потом... Эй, служба! Открывай боксы – тревога объявлена!

Часового как ветром сдуло, а боксы сами собой открываются.

- Бежим, Светлана!

– Не спеши, земляк. Вон он, твой объект.

Верно. Из ближайшего бокса бесшумно выкатывается здоровенная диковинная махина. Ну, вряд ли это похоже на «сто двадцать третий». Скорее на «Буран», установленный на гусеничный тягач.

– По местам! – командует Чигирик и первым запрыгивает на броню.

– Смелее, Светлана! Вон люк – нам туда.

– Вам выше, зёма! - кричит Чигирик из люка механика-водителя и рукой показывает на трап, медленно выдвигающийся из брюха «Бурана». – Быстрее. Через минуту даю запуск.

А мы уже на броне.

– Вперед, Светик. Не бойся.

Она и не боится. Дробно стучат по ступенькам каблучки, – когда только успела туфли надеть? Но почему же трап убирается? Ведь я еще...

– Чигирик!

Слава Богу, успел. Где же Светлана? Коридоры, Налево или направо?.. Я тут гадаю, а Чигирик уже двигатель запустил. Направо! Еще раз направо. Еще раз. Вот она, кабина! Светлана уже в кресле, уже в скафандре и ремнями пристегнута. А рядом кто же это? Не разглядеть – слишком мал обзор у иллюминатора. И дверь в кабину не открывается. Выбить ее к чертям собачьим.

Ага, задергался, завертел головой, Кто же это? Светлана отчаянными жестами пытается что-то объяснить. Не понять ничего. Дмитриев?! Точно, он. Как же он попал сюда? Как узнал?! Говорил же ей! Вот тебе и «коварный план». Доигралась. Теперь попробуй прорвись, если он изнутри заперся. Был бы бластер под рукой, показал бы я ему. Мне бы только до оружейного отсека добраться.

Нет, не успею. Двигатель ревет оглушительно, и рев нарастает, нарастает. Задрожали, словно в ознобе, пол и стены. Чигирик – он, конечно же, ни о чем не подозревает. Впрочем, если и догадался бы, изменить ничего не в силах. Остается только одно – вцепиться в эту злополучную ручку и не выпускать ее до тех пор, пока не прекратятся перегрузки.

– Подъем! Счастливого пути! – перекрывая рев двигателей, кричит Чигирик.

Эх, знал бы он.

– Пять секунд. Полет нормальный.

То-то и оно, что нормальный. Впрочем, можно терпеть.

– Десять секунд. Полет нормальный. Не забудьте на свадьбу пригласить, земляки!

Не забудем, Чигирик. Как же можно забыть. Вот только вытерпеть бы эту боль. Можно вытерпеть. Нужно вы-тер-петь!

– Батарея, подъем!

(Читать Главу 4)