| На главную страницу... |
| Повести |
|
Навеки
твой В. |
|
|
|
Глава 9
1. 05. 92
г, 3. 05. 92
г. 5.05. 92
г. 8.05. 92
г. 9.05.92
г. 17.05.92
г. 26.05.92
г. 20. 05.
92 г. 29.05.92
г. 30. 05.
92 г. ПЕРЕЛЕТ Молоко. Ни дать ни взять – молоко. Увы, не обманул земляк из аэродромной команды, когда говорил о низкой облачности. Что уж там мечтать о Твери, – даже на Нижний Новгород «с высоты птичьего полета» взглянуть не удалось. Все потому, что высота полета не птичья – бери выше. Казалось бы, только взлетели (Сколько времени прошло? Ну две, ну три минуты, – не более!), и вот уже в облаках, а самолет все с тем же упорством карабкается еще выше. Странно. Над Тверью такие же транспортные (а может быть, десантные?) пролетают совсем низко. Особенно когда заходят на посадку. В аккурат над домом Светланы. Такой гул стоит, что стекла звенят, и разговаривать почти что невозможно. В иные дни (и не только в погожие) с утра и до позднего вечера один за другим пролетают – на посадку, на взлет, на посадку. И те, которые на взлет, нельзя сказать, что очень уж высоко летят, – даже выпущенные шасси разглядеть можно. А мы вот круто в гору, на самую верхотуру карабкаемся. Куда спешим? До Германии, до Берлина еще лететь и лететь, еще успели бы в заоблачные выси забраться. Во всяком случае, можно было бы пройтись под облаками минут десять-пятнадцать. Я бы на город посмотрел (Ну и что с того, что Нижний Новгород? С такой высоты, наверное, он хоть чуточку на Тверь похож), Волгу увидел бы. Волга – она и в Нижнем Волга, только пошире. Но вода та же самая. Именно эта вода всего лишь день или два, или три дня назад плескалась в тверские берега, пополнялась водами Тверцы и Тьмаки. Как, должно быть, красиво сейчас на Тьмаке! Там, на нашем месте. Оно, конечно, не то чтобы наше (не так уж часто мы туда ходили, а если и ходили, то не всегда именно там останавливались), но сегодня какое это имеет значение? Мы там бывали. Вместе. Стало быть, наше. И памятник Афанасию Никитину... Когда гуляли по набережной, мы хоть раз возле него останавливались? Что-то я не припомню. Я как будто вовсе его не замечал тогда, а сегодня так хотелось бы его увидеть. Его и тебя, любовь моя, рядом. Хотя бы на фотографии. Эх, земляк-землячок. Ну зачем ты расстроил меня своим точным прогнозом? Не знал бы я о низкой облачности, смотрел бы сейчас в иллюминатор и надеялся, что рассеются облака, что образуется в них хотя бы маленькая прогалина... в тот самый момент, когда мы над Тверью пролетать будем. Если, конечно... Надо было у кого-нибудь из экипажа спросить. У того же, судя по возрасту, прапорщика или лейтенанта, который при посадке распоряжался. Он-то должен знать маршрут. Вот и надо было. Впрочем, так оно даже лучше. Если вдуматься, это даже хорошо, что я маршрута не знаю, что из-за облаков земли не видно. С полным правом можно считать, что пока летим мы к дому, что через час, а может быть, через полтора-два, пролетим над Тверью. И даже то, что время неизвестно, тоже хорошо: знал бы точно, глянул на часы – все, пролетели, – и нечему больше радоваться. А так можно и на час, и на два оттянуть начало еще большей разлуки. Глупо, конечно, так думать, будто разлука может быть большей или меньшей. Близко ли, далеко ли – все одно врозь. А с другой стороны, Светик, зайчонок мои ласковый, ты всегда со мной рядом. Это до армии нам случалось днями, а то и неделями не видеться, а теперь и часа не проходит без того, чтобы я, глаза прикрыв, не увидел тебя, не сказал тебе несколько нежных слов. И все же сегодня, пожалуй, даже уже сейчас я гораздо ближе к тебе. Настолько ближе, что ощущаю это едва ли не физически. Но даже не в этом суть. Вернее, не только в этом. Если б ты знала, как приятно сознавать, что для встречи нужно так мало. Предположим, был бы у меня парашют... Люк открыть и всего лишь шаг шагнуть – это так просто и так реально! Помнишь, ты как-то спросила меня, страшно ли с парашютом прыгать? А я сказал: «С парашютом не страшно. Вот если бы без парашюта...» Ты знаешь, сегодня, наверное, я бы рискнул. Ведь бывали же случаи... А еще того лучше – с парашютом. Только бы выдали, только бы люк открыли, – меня бы, пожалуй, еще и удерживать пришлось, чтобы раньше времени не выпрыгнул. А мне все равно было бы: я сумел бы не только до Твери, но и до самого твоего дома дотянуть. Правда, для этого не десантный парашют нужен, а спортивный. Нам такие только показывали, но разобраться-то можно. Если не спеша и умеючи, можно и с десантным, но тогда многое от летчиков зависит. А они, должно быть, народ опытный. Ведь это не только транспортный, но еще и десантный самолет: даже тросы для вытяжных фалов не сняты, двумя натянутыми струнами убегают в хвост, к закрытому люку, и три сигнальные лампочки…Нет, не загораются. И не загорятся. А жаль. Придется, волей-неволей, лететь до самого Берлина, Даже думать не хочется о том, что через пару часов... Приближаться к тебе, хотя бы за облаками, легко и приятно, а удаляться... Видно, судьба. Куда ж от нее денешься? Не миновать ее, не обмануть, не угадать... Вот кстати. Интересно было бы угадать. Ведь неспроста же майор про прыжки выспрашивал. Неужели какой-нибудь спецназ? Хорошо бы. Вот уж где, наверное, не придется жаловаться на однообразие. И рассказать, наконец-то, будет о чем. А то над каждым письмом корпишь: время уходит, а писать не о чем. Да, время. Как же я об этом забыл! Распорядок в спецназе, пожалуй, покруче будет, чем в «учебке». Это плохо. Это нам, любовь моя, не очень-то подходит. Впрочем, выбирать не приходится. Выбираем, к сожалению, не мы – за нас это делают другие. Остается одно – положиться на волю Божью. Странное дело. До армии я, можно сказать, в Бога не верил. Не было повода всерьез задумываться. Разве что с бабушкой в деревне иной раз поговоришь перед сном, а потом и думаешь, правду она говорила или нет? Впрочем, даже не так. Бабушка – она всегда только правду говорит. Но она ведь старый человек и много чего не знает. Или знает, но объясняет совсем не так, как в школе. У нее если хорошее что случится – то «милость Божья», а если беда какая или неприятности - то «наказание Господне». А у меня... Тоже, конечно, и радости, и неприятности случались, но как-то так, что и сомневаться не приходилось: доброе – от добрых людей, а плохое – от плохих, либо сам во всем виноват. При чем же тут Бог? И в армии я поначалу роптал на Тебя, Господи. Если Ты есть, думал, если по Твоей воле мы встретились, то зачем же Ты разлучил нас? Я тогда еще не знал, как люблю. И никогда бы не узнал без этой разлуки. Вот когда я понял это, мне легче стало. А потом я молил Тебя. Каждый день молил, чтобы Ты помог нам встретиться. И Ты услышал! Сказать кому – надсмеются: вот уж, скажут, чудо нашел. А мне не надо никаких чудес, Господи! Пусть будет все, как есть. Я теперь сильный, я любое испытание выдержу. Даже если самое трудное впереди. Ты только не оставляй нас. Сделай так, чтобы мы и в разлуке по-прежнему были вместе всегда, чтобы встретились снова – если не через год, то через полтора. Полтора года – это, конечно, срок. Даже представить себе не могу, как это много. Втрое больше пройденного. Втрое! Но Ты ведь можешь сделать так, чтобы это время пролетело незаметно. Чтобы не было выматывающего душу однообразия, чтобы письма почаще приходили. Мне бы еще в отпуск, хотя бы на пару дней... Но об этом я Тебя не прошу. Я уж как-нибудь сам постараюсь, – представилась бы только возможность. В спецназе, надо полагать, с этим проще. Не для того же он существует, чтобы территорию убирать. Должны быть какие-то задания. Рискованные, конечно, но зато отличившимся – отпуск. Ради этого стоит и не в такую даль забираться. Стало быть, не о чем нам печалиться. Как моя бабушка говорит: подальше положишь, поближе возьмешь. И еще говорит; не знаешь, где найдешь, где потеряешь. Мне бы только тебя не потерять, любовь моя, а сам я к тебе из любого пекла выберусь. И буду с тобой. Я приеду к тебе рано-рано. Самая первая электричка из Москвы приходит, наверное, часов в шесть. Ты будешь еще спать, когда я выйду на перрон. Народу будет немного, и все какие-то полусонные. Они будут оборачиваться и долго смотреть мне в след, ведь я, наверное, не удержусь – побегу. Только бы цветы не помять... Стоп. Об этом я как-то не подумал. Где же я в Твери в такую рань цветы куплю? У нас и днем на вокзале цветов не продают. Придется в центр ехать. Но, пожалуй, и там в шесть утра... Нет, так дело не пойдет. Цветы я куплю где-нибудь в Москве. Буду всю дорогу держать их бережно, и попутчики будут поглядывать на меня с интересом. Приятно посмотреть на счастливого человека. Они будут завидовать мне. И тебе. Нам с тобой будут завидовать. А ты в это время будешь спать. Ни о чем не подозревая. Но, может быть...
|