|
Глава 7
13
03.92 г. 17.03.
92 г 18.03
92 г. 22.03
92 г. 23.03.
92 г. 26.03.92
г. 31.
03. 92 г. ПОД СТУК КОЛЕС Наконец-то мы снова тронулись в путь. Оружие сдано, можно с полным правом забраться на верхнюю полку, укрыться шинелью и закрыть глаза. Можно, конечно, и в окно смотреть, и читать, пойти покурить или вместе со всеми посидеть-потрепаться. Можно все, кроме того, что душе угодно. А душе моей угодно всегда одно и то же. Слышишь, Светочка? Я знаю, ты слышишь. Ты всегда меня слышишь, как бы далеко я ни находился. Потому что стоит мне закрыть глаза, и я уже вижу тебя, могу даже разговаривать с тобой. Это так просто. Интересно, а у тебя так получается? Сейчас закрою глаза и спрошу. Впрочем, о чем же тут спрашивать, – мы ведь похожи с тобой. Все это замечают, но никто не знает, что очень часто мы даже чувствуем одно и то же. И переживаем одинаково каждое слово, каждый жест, каждый взгляд. Вот только говорим иногда совсем не то, что чувствуем. И долго маемся потом, места себе не находим. А чего, казалось бы, проще! – Кто же тебе мешал? Я только этого и ждала. – Каюсь, Светочка, каюсь. Этот камешек явно не в твой огород. Это я до недавнего времени полагал, что слова не нужны. И пытался научить тебя обходиться без слов. А ты упрямилась. Помнишь, как я объяснялся тебе в любви? – Глупый. Конечно же, помню. Как я могу забыть... – Нет, ты не то помнишь. Самого главного ты помнить не можешь, потому что не знаешь... Это сегодня я могу без устали твердить: «Люблю. Люблю. Люблю», – и наслаждаться звучанием этих слов, а тогда... Тогда я не только слов боялся, но и того, что со мной вдруг произошло. И тебя, если бы ты знала, как я боялся! Я ведь ночами не спал, – так это было неожиданно и ново. Понимаешь, до нашей встречи мне очень даже неплохо жилось. Все у меня было. Или почти все. Главное – друзья были. С которыми никогда не скучно. Когда работать пошел, деньги появились, и если захотелось бы вдруг шикануть – мог себе позволить. И позволял. Девчонки тоже были. И красивые... – Ах так! И ты еще смеешь мне об этом говорить? – Смею. Ты только не возмущайся. Дело, во-первых, прошлое, а во-вторых, как-то не трогала меня их красота. Как бы это тебе объяснить? Ну вот представь. Идет по улице девчонка: ножки точеные, фигурка, лицо – глаз не отвести, но в то же время за версту видно, что я ей не нужен, и никто ей не нужен. Разве что в качестве бесплатного приложения, чтобы выгодно оттенять ее красоту или забавлять ее. Но я же не шарфик, который по настроению надевают, да и то только в том случае, если он к наряду подходит. Словом, если я ей не нужен, то она мне и подавно. Какие тут переживания? Взглядом проводил, отвернулся и забыл. Так и с теми девчонками, с которыми до тебя встречался. Едва почувствую, что она меня за придворного шуга держит, или вместо брошки пытается приколоть, – сразу ноги в руки и тихо так, вежливо, с галантным поклоном исчезаю – «бай-бай, бэби!» – навсегда. – Вот-вот. И первого мая исчез. Тоже хотел навсегда? – Нет. Впрочем, может быть. Я не знаю, Светик. Но все было как-то иначе – это точно. Тогда, первого мая, уже возле Башни, где все мы встретились, какое-то непонятное ощущение вдруг возникло. И связано оно было именно с тобой, хотя мы и слова друг другу еще не сказали и даже взглядами вроде бы ни разу не встретились. А потом, когда на «чертовом колесе» решили прокатиться, и выяснилось вдруг, что кабинки на четверых, а нас шестеро, все как-то замялись (Кому с кем садиться? Сережка с Инкой – это ясно. Остальные как?), а ты вдруг инициативу проявила. Ты сказала... – Ничего особенного я не сказала. На Сережку с Инкой посмотрела и говорю: «Мы им будем только мешать». И все. Разве не так? – Так. Именно так ты и сказала. Но при этом вроде как невзначай Андреича к первой кабинке подтолкнула, а сама с нами осталась. Мне почему-то сразу подумалось, что ты это ради меня сделала. Приятно стало. И в то же время боязно – вдруг я ошибся, мало ли что в голову взбредет? Мы поднимались все выше над городом, смотрели по сторонам, весело болтали о чем-то, и ты смотрела на меня ничуть не чаще, чем на Гарика. А если говорила – обращалась к нам обоим одновременно. – Можно подумать, ты на меня внимание обращал. Дурачился и с Андреичем перекрикивался. – А сам за тобой наблюдал. И терялся в догадках. Уже тогда ты меня мучила. Понимаю, любовь моя, конечно же, понимаю. Не могла ты навязываться. Ты и сама немного переживала. – Вот так, да? Как он, так мучался, а я, значит, всего лишь переживала, да и то немного. – Ну полно, Светик мой. Зачем ты к словам придираешься? Так я рассказать ни о чем не успею. Снова остановят на каком-нибудь полустанке, и будь любезен топать на пост. – Хорошо, Вовочка. Извини. Я больше не буду. Ты рассказывай дальше, а я слушать буду. А потом ты меня поцелуешь. – Почему потом? Я хочу сейчас. – Нет, сейчас нельзя. Если ты сейчас меня поцелуешь, то никаких рассказов больше не будет. А мне так нравится тебя слушать. Ты сегодня так много говоришь. Продолжай. – Хм. Легко сказать. Я уже забыл, о чем рассказывал. – Ты терялся в догадках. – Я? – Ну не Гарик же. – Верно. Гарик тут ни при чем. Хотя именно Гарика ты два раза о чем-то спросила. Я это точно сейчас вспомнил. Могла бы меня спросить или нас обоих, а спросила Гарика. И я вдруг снова почувствовал, что это тоже из-за меня. А еще я удивился, почему это меня так волнует? Прежде даже на откровенные заигрывания – ноль внимания, а тут вдруг... Колесо опускало нас, мы уже с верхушками деревьев поравнялись, а я так ничего и не надумал. И сердился сам не знаю на кого: с какой это стати я должен что-то решать? Когда мы из кабинки выбрались, я уже убедил себя в том, что ничего не произошло, что буду вести себя, как ни в чем не бывало. И вроде бы получилось. Мы в тир пошли. Я пулек накупил и вдруг, сам не знаю почему, тебе говорю: «На, стреляй», – а сам пульки на ладони протягиваю. – И в этот миг я подумала, что ты со мной, может быть, будешь встречаться. Мне этого хотелось, и мое желание, кажется, начинало сбываться. А стрелять отказалась. Какой из меня стрелок. – Только поэтому? – Может быть. Я не знаю. До того ли мне было. Ты ведь заметил меня. Наконец-то. – Неправда. Это ты ничего не замечала, а я... Ладно, будет об этом. Отказалась и отказалась. Так я решил и пошел стрелять. Вроде бы спокойно себя чувствовал и прицеливался тщательно, а мазал. – Ты же попадал. И радовался как ребенок. – Вот видишь! Я же говорил, что ты ничего не замечала. А я промазал раза два или три. Потом, правда, стрельба наладилась, но меня вдруг досада взяла. С какой это стати я должен кому-то что-то доказывать? У меня еще три пульки остались, а я их в карман незаметно сунул и винтовку положил. – И купил мне мороженое. Себе и мне. – Верно. Сам не знаю, как это получилось. Я себя в тот день вообще понять не мог. Все делал не по собственной воле. Мне уже тогда, в парке, сбежать хотелось, а я остался. И потом, когда у Инки по телеку какой-то фильм дурацкие смотрели... – Почему же дурацкий? Хороший фильм. «Не бойся, я с тобой». – Вот-вот. Ты даже название запомнила. Тебя только фильм интересовал, а меня ты словно не замечала. – Неправда. Я видела, что ты на меня смотришь, И знала, что если посмотрю на тебя, ты взгляд отведешь, а мне хотелось, чтобы ты смотрел – А мне... Меня злость разбирала из-за того, что ты сидишь и даже не взглянешь, а меня это почему-то задевает. И снова я в догадках терялся: то ли я и впрямь тебе не безразличен, то ли мне это все померещилось. И убеждал себя в том, что мне нет до этого дела. И хотел уйти, но что-то удерживало, – я даже ни разу не попытался, А когда в трамвай садились, чтобы на набережную ехать, мне захотелось тебя за руку взять – Ну и взял бы. Я б только рада была. – То-то и оно. Именно это меня и взбесило. Велико ли дело, и что в том особенного – девчонку за руку взять! А я не смог. И потом, на набережной, когда вдруг дождь начался, мне захотелось курткой тебя укрыть и обнять. Это тоже вполне естественно было бы и возможно, а я не смог. И злился, злился на себя. – И сбежал... На первом попавшемся троллейбусе. Даже слова никому не сказал. – Разве? – Вот тебе и разве. А я стояла, как дурочка, и глазами хлопала. И на следующий день все ждала. Целый день ждала вас, вернее тебя. И никто не пришел, даже не позвонил. Как я себя ругала, как злилась на себя... Думала уже все, не встретимся больше, не нужна я тебе, не интересна – мелкая, некрасивая, вздорная, вредная... – Но ведь встретились? – Через день. Да и то случайно. – Не сердись. Может быть этот случай всё и решил. Меня тянуло к тебе, а я сопротивлялся. Вдруг эта встреча, и всё стало ясно. Значит судьба… Хочешь я тебя поцелую? – Хочу, но не сейчас. Ты еще не рассказал, как в любви обьяснялся. – А если эшелон вдруг остановится? – Не остановится. Рассказывай. – Хорошо. Дай только вспомнить, когда это было. Какого числа? – Девятого. – Ты точно помнишь? – Не помню, а знаю. Девять – счастливое число у Скорпионов. Я уже утром знала, вернее, чувствовала, что именно сегодня это случится. Я уже знала, что ты меня любишь и обязательно скажешь об этом. А ты молчал. – Нет. Мы с тобой разговаривали. – Разговаривали, но совсем не о том. – Верно. Топтались вокруг да около. – Это я топталась? Я, по-моему, только и делала, что пыталась тебя на прямую дорогу вывести, а ты все на тропки сворачивал. Неужели так трудно было? – Да нет, не трудно. Как ты этого не понимаешь? Сказать то всё можно, но разве что нибудь значат слова? Мамке моей какой-то хлющ тоже «люблю» говорил, а сам уже тогда знал, что обманывает. – И поэтому ты меня просто поцеловал?.. В первый раз. – Вот так. И спросил... – Очень-очень серьезно... – Да, на полном серьезе спросил: «Ты поняла, что я хотел тебе сказать.?» – А я головой замотала и ответила: «Нет, не поняла, скажи». А ты говоришь, сурово так: «Могу повторить». – Тебе только этого и надо было? – Нет. Я хотела, чтобы ты сказала. Но я не против была. – И я снова поцеловал тебя. Вот так. – Нет, не так. Так потом было. – Не важно. Все равно в третий раз повторять пришлось. И каким же долгим был этот третий поцелуй... Эх, держите меня семеро!... – Караул, подъем! Брать оружие! Строиться на инструктаж. |