Глава 11

«Что лилия между тернами,
то возлюбленная моя между девицами».
Песни Песней Соломона. Глава 2 стих 2.

17.07.92 г,
Здравствуй моя дорогая и горячо любимая Светочка!
Вчера вечерам один парень меня очень обрадовал, принес письмо от тебя. Я его очень ждал и дождался. Честно говоря, у меня уже временами появлялась мысль, что я не дождусь письма от тебя. Но к моей великой радости я оказался не прав. И хочу, во-первых, извиниться за сомнения в твоей верности и поблагодарить за то, что ты по-прежнему ждешь меня. Спасибо тебе огромное...
А теперь о пяти письмах, которые тебе привезли в деревню. Да, я действительно тебе писал: «Здравствуй, дорогая Светочка». Я просто не подумал, что это может вызвать такую реакцию. Так я писал только самым дорогим и близким мне людям, а это только три человека – мамка, бабушка и дедушка. Теперь и ты. Кстати, твоего письма я желал получить больше, чем мамкиного. И поверь мне, это я пишу не для отвода глаз, это правда. Я люблю тебя не меньше прежнего, а, пожалуй, еще сильней... Я считаю, что я один из немногочисленных счастливчиков, которых ждут и любят. Здесь многие говорят, что ты меня не дождешься. Им тоже сначала писали но недолго. Я же с ними не соглашался, не соглашаюсь и не соглашусь...

24.07.92 г.
...Ты просила рассказать что-нибудь интересное. Так вот. На территории полка есть развалины. Это развалины наружных построек подземного танкового завода (толщина стен полтора-два метра). Сам завод остался с воины глубоко под землёй, правда, он затоплен. Наши пытались откачать воду, но все бесполезно, – вода поступает откуда-то снаружи. А ведь там стоят новенькие танки еще в смазке, и еще от завода есть подземная автострада до Берлина и она тоже затоплена. А немцы, наверное, только и ждут нашего ухода. Они наверняка знают, как перекрыть шлюзы, а тогда можно будет и воду откачать. Вот такие истории здесь рассказывают, так как толщина стен говорит сама за себя. Причем стены сделаны из армированного бетона...

28.07. 92 г.
...А теперь немного о моей службе. На следующей неделе у нас будут ночные стрельбы. Потом «точка». А на «точке» будем опять, как в «учебке», изучать ПЗРК, механики-водители – БМП, операторы-наводчики – по своей специальности. А нам, командирам отделений, придется изучать БМП и водить его, и, кроме того, стрелять из «шайтан-трубы» (гранатомет – РПГ). Потом поедем на Балтику (море в первый раз за двадцать прожитих лет увижу, ведь мне в ноябре будет двадцать) на стрельбы.
Да, один интересный факт. У немцев во второй половине июня есть праздник. Не знаю даже, как сказать. Это, вернее, не праздник. В общем это называется «День крови», есть и другое название – «День мщения». Не знаю, чем они занимаются, но командир полка запретил в этот день высовываться из расположения полка...

...(Письмо без даты).
...Хочу поблагодарить тебя за фотографию. Ты мне понравилась. Моим друзьям (новгородцам) тоже. Буду теперь любоваться этой фотографией. Насчет своей пока обещать не могу...
Вчера два раза ходили на стрельбы – перед обедом и после ужина (ночные). Я сам себя вчера удивил. Представляешь, днем я сбил все три мишени. Две ростовые (ближняя и дальняя) и пулеметный расчет (между ростовыми). А вечером сбил пулеметный расчет и ближнюю ростовую. Я удивился, когда после каждого выстрела (днем) падала мишень. А вечером один раз все-таки промахнулся. Каждую мишень поднимали на пятнадцать секунд. В общем за дневные стрельбы мне поставили пять, а за вечерние четыре.
Вот так я и служу России и тебе, радость моя!..

3. 08. 92 г.
...Хорошо, что ты положила в письмо не один конверт, а несколько. Благодаря твоей догадливости я могу писать тебе, не дожидаясь ответа. Гораздо лучше было бы, если бы письма чаще приходили, но увы, я слишком далеко. Между нами пол-Германии, Польша, Белоруссия и часть России. В километрах я не знаю, сколько будет. Тем не менее не проходит ни одного дня чтобы я не вспоминал тебя... Должен признаться, что каждый день, ложась в кровать, я пытаюсь представить нашу встречу осенью 1993 года. Я очень жду того дня, когда передо мной откроется твоя дверь, и я увижу тебя – моя любовь. Но я бессилен представить, что будет дальше..

8. 08. 92 г.
В понедельник выходим на «точку». Там пробудем месяц или полтора. Почту будут туда приносить. А потом, если начальство не передумает, поедем на стрельбы. Стрельбы будут на Балтике. Первый раз в жизни увижу море. Увидеть море – это моя мечта. Я, вообще-то, предпочел бы поехать к тебе, но увы, решать не мне. Да насчет отпуска. Из нашего полка в отпуск ездили, не знаю, как повезет мне...

21.08.92 .
...Получил твоё письмо, но с ответом задержался, так как мы сейчас в полевом выходе.
Находимся в километрах в пяти от полка, живем е палатках. За день очень устаём, так как у нас девять часов занятий в день, свободного времени практически нет. А в воскресенье у нас до обеда спортивно-массовые, после обеда два часа сна, а в 17.00 фильм (у нас есть походный клуб). На фильм собирают всех, кроме наряда, так как есть любители сходить в Гоштет (деревня немецкая в двух километрах от нас) . Вот и пишу тебе во время отведенное для сна... Лагерь наш находится на Шинейхином поле. Погода тут хорошая. Жарко, дожди иногда, но кратковременные. Вообще климат здесь хороший, но, как говорится в гостях хорошо, а дома лучше. Я вернусь к тебе, дорогая моя...

29.08. 92 г.
...Позавчера у нас были занятия по тактике. Ездили на БМП. Комбат подавал команды по рации, а я командовал экипажу. Часа два, наверное, катались. Это занятие мне понравилось. В отличие от ЗОМП и спец. подготовки. От одного только слова «ЗОМП» волосы дыбом встают. Представь, в тридцать градусов жары надевать ОЗК (общевойсковой защитный комплект), а ОЗК сделан из плотной резины. А надевать его надо на время. В общем, к концу занятий форму можно выжимать.
Два дня назад у нас были стрельбы и метание гранат. Жаль только, автоматы были не наши, да еще и плохо пристреляны, так что отстрелялся на тройку, а вот две гранаты метнул отлично, обе на пятерки.
Да, ты спрашиваешь насчет отпуска. Так вот насчет этого ничего не известно. Если и дадут, то наверняка не раньше мая 1993 года. Но, повторяю, ничего обещать не могу. Постараюсь, конечно. Я частенько думаю вот о чем. Приказ об увольнении осенью выходит, как правило, 27 сентября, плюс пять-десять дней. А увольнение обычно во второй половине ноября. В 1993 году будет наверняка так же. А день рождения у тебя раньше. Это меня не устраивает и тебя тоже, я так думаю. Но есть возможность мне уволиться сразу после приказа. Но для этого необходимо:
1. Моей мамке лечь в больницу и через военкомат оформить вызов.
2. Либо необходимо иметь знакомых в военкомате, и тогда без всяких справок оформить вызов.
3. Иметь знакомых среди врачей. Сделать справку, отнести в военкомат и оформить вызов.
Так же можно сделать и с отпуском...

1. 09. 92 г.
...Хочу поздравить тебя с началам нового учебного года. Извиняюсь, что с задержкой. Желаю тебе успехов в учебе и закончить школу с отличием. Ты знаешь, когда я еще учился в школе, я часто спорил с мамкой. Я ей доказывал что лучше быть взрослым, и хотел побыстрее закончить шкалу, а мамка мне доказывала обратное. И она была права. Я сейчас тоже с удовольствием бы сел за школьную парту...
Напиши, как там, в России, сейчас живется. Какие цены, что нового появилось в Твери. И чем ты занимаешься, как проводишь время... Напиши чем собираешься заниматься после шкалы. Ведь если я не ошибаюсь, тебе осталось последний год учиться...

ИСКУШЕНИЕ

– Кто там? Вовчик? Заходи, мин херц, не стесняйся. Только полог палатки закрой.

– Не разбудил?

– Какой там сон. Вот, за книгой часы коротаю.

– « Петр Первый»? Читал.

– Что так кисло? Не понравилось?

– Да как тебе сказать? Я больше фантастику люблю, а исторические... Нет, не увлекает. Сам не знаю почему.

– Погоди, еще увлечет. Я вот тоже поначалу только детективы читал, а теперь в руки зять не могу. Мне эта Германия, этот Запад вот уже где!

– Между прочим, с Петра все и началось. Он в Европу окно прорубил.

- А тебе что? Сквозит?

– Мне без разницы. Мне бы домой, в Россию.

– Вот-вот. И я о том же. Днем еще куда ни шло, а ночью... И спать не спится, и думать ни о чем не думается, только о дембеле. Вот книгу возьмешь и отвлечешься. Если историческое что-нибудь. Современное не помогает.

– Когда же ты спишь?

– А шут его знает. Иную ночь и вовсе не сплю, а то часа в два или в три задремлешь. Днем хорошо спится. Я потому и в наряды напрашиваюсь. Вы вот завтра, вернее, уже сегодня, уедете, а я дневальных настропалю, найду какую-нибудь нычку и прищемлю минут по шестьдесят на каждый глаз.

– И высыпаешься?

– Говорю ж тебе. Сна ни в одном глазу. Третью неделю уже. Хоть в санчасть обращайся.

– Дембельская болезнь?

– Она, проклятая. Ты-то откуда знаешь?

– Знаю. Был у меня в Коврове земляк – старший сержант Чигирик. Он перед дембелем так же маялся. Нарочно из нарядов не вылезал.

– Надежное средство, проверенное. А тебе-то чего не спится? Рановато вроде бы о дембеле думать.

– Пораньше начнем, попозже закончим – то на то и выйдет.

– Боком выйдет. Не дождешься при таком раскладе – свихнешься.

– Это я так, к слову. А спать... Настроение сегодня какое-то такое...

– Хреновое?

– Нет, что ты. Наоборот.

– Неужели письмо получил?

– Получил. Сразу два.

– Не верь ты ей.

– ...?

- Ну как же. Ты умом-то раскинь. Три месяца молчала, и вдруг на тебе – одумалась. Это не надолго. Не надо и к бабке ходить. Дальше хуже бу...

– Да ты не знаешь ничего. Постой. Каких три месяца? Всего лишь полтора. Да и то потому, что ее в деревню увезли.

– Знаем мы эти деревни... Все, Вовчик, все. Не ершись. Ваше дело молодое, а мы народ тертый, разочарованный, Я теперь, может быть, и захотел бы в эти сказки поверить, а вряд ли смогу. Это ведь дело такое: стоит только раз обжечься, и второго раза уже не захочешь. Да у меня и не будет его – второго раза.

– ...?

– Нет, в монахи я не собираюсь. Дай только домой вернуться. Я еще девок попорчу. И мозги им попудрю, но влюбляться... Впрочем, может, даже влюблюсь. Чем черт не шутит. Но верить? Уволь... Ну что ты дуешься на меня? Я же не о вас –- о себе говорю. Таких, как ты, счастливчиков – по одному на полк, да и то не в каждой дивизии. Будь моя воля, будь я на месте командующего, я бы только за это в отпуск тебя отправил. Свой самолет персональный по такому исключительному поводу предоставил бы, – лети напрямую в Тверь, к невесте своей ненаглядной. Как зовут-то ее, Ромео?

– Светлана.

– Итак. Она звалась Светлана.
С героем моего романа...
Ей надо встретиться. Но как?
Ведь это, право, не пустяк.

– Здорово. Нет, честное слово, здорово у тебя получилось.

– В соавторстве с Пушкиным?.. Это так, экспромт. Знаешь, какие я стихи писал!
Слова не металл, но страшнее кинжала
Ложь той, что любимым тебя называла.

– Вот это класс! Мне бы так.

– Не думаю. Не дай тебе Бог.

– Да я не в том смысле

– А я именно в этом, Ромео. Ты счастлив, и это главное. А стихи пусть пишут несчастные – им это нужнее.

– И все-таки здорово. Прочитай еще что-нибудь.

– Еще? Если вспомню... Вот, скажем. Сонет.

Потушены свечи
И спрятались тени,
Он обнял за плечи.
Он встал на колени.

Он ищет ответа,
Как жаждущий влаги,
Смелее, Джульетта!
На кончике шпаги –

Вражда вековая
И месть родовая,
Бессильные вас разлучить.

Он жизнью клянется!..
Как скоро придется
Вам общую чашу испить.

– Да ты поэт! Нет, честное слово!

– Был когда-то. Да весь вышел. А сейчас я «комод». И «дембель», который страдает дембельской болезнью. Я смотрю на тебя и завидую. Ты пока еще «молодой», и тебя все еще ждут. А меня уже никто не ждет, и здесь мне все давным-давно опротивело. Но стоит только представить, что с тобой будет, когда «дембелем» станешь, – я тебе не завидую. Ты мягкий, совестливый, но тогда и ты, наверное, озвереешь.

–Не хотелось бы.

– Думаешь, кто-нибудь этого хочет? Есть, конечно же, подонки, но их немного. Остальные против воли рычат и на «молодых» зло срывают. Я и сам порой себя ненавижу, а удержаться не могу. Особенно если попадет под руку такой, знаешь, из молодых да ранних.

– Вот что, Вовчик. Хватит об этом. Раз уж к слову пришлось и пока не забылось, я о другом хочу. Отпуск надо тебе устроить, Ромео.

– Отпуск... Я только о том и думаю.

– А ты не думай, ты делай.

– Легко сказать. Блата у мамки нет, так что по семейным вряд ли получиться. Вот если на стрельбах ракету собью... Может, удастся?

– Не Удастся. Тут тебе не «учебка», – таких сказок даже не рассказывают.

– Сказка?

– Естественно. А у меня к тебе вполне серьезный разговор есть. Нашему «замку» стажер нужен. Комбат удочку уже забрасывал. Я твою кандидатуру выдвинул, но он пока сомневается, говорит, присмотреться надо, Подсекаешь?

– ...?

– Ты плечами не пожимай. Никто и не говорит, чтобы ты держимордой сделался. Но гайки своим подкрути. С ними тебе детей не крестить. А без этого мигом на шею сядут, и хрен потом что исправишь.

– ...

– Думай голова, думай, Самое время. «Так себе» командиром отделения отпуска не заработаешь, а у «замка», если он с подсечкой и с прихватом, шансов больше. Сразу, конечно, не отпустят, – покрутиться надо, проявить себя. Но к маю, скажем, вполне реальный срок.

– К маю?

– Что? Не впечатляет?

– Да ты что? Самое то! Если б к первому...

– Размечтался, Впрочем, помечтай, Ромео. До утра помечтай и подумай. А с подъема гаечный ключ в руку и вперед на мины. Денька через два-три я к комбату подъеду, напомню ему ненавязчиво. Глядишь и прокатит.

– Дай-то Бог.

– Ты, главное, сам не оплошай.

(Читать Главу 12)