Вацлав ГАСИОРОВСКИЙ
«Ураган»
I
Сгущались сумерки. По дороге,
ведущей от Бшезина к Раве, тащился небольшой венгерский возок, запряженный
парой гнедых меринов. Дорога была тяжелая, то узкая, неровная, заваленная
камнями, а то вдруг снова разливающаяся в широкий песчаный тракт.
Возок то и дело попадал в глубоко выдолбленные колеи, брюхом своим
едва не касаясь земли, то карабкался с груды на груду, с камня на
камень. Кони устали. Старый, съежившийся возница понукал их окриком,
слегка тормошил вожжами либо стегал бичом. Однако и это перестало
помогать. Гнедые широко открыли пасти, ощетинили коротко остриженные
гривы и вдруг остановились, тяжело дыша.
Возница соскочил с возка, следом за ним – сидевшая рядом баба. Молодой
человек на заднем сидении вскочил, очевидно разбуженный, и машинально
нащупал спрятанный за пазухой короткоствольный пистолет.
– Мацей! – крикнул он. – Что
там?
– Устали, пан поручик!
– Тебе в аккурат править! –
отозвалась баба. – Гнал, гнал… вот и получи…
– Яся, не болтай, – осадил
бабу возница.
– Не болтай, не болтай, – передразнила
его баба. – А теперь в пору коней выпрягать и тянуть…
– Не поможет! – ответил флегматично
возница, развязывая постромки упряжи.
– Что за наказание Господне
с этим мужиком!
Молодой человек, не обращая
внимания на причитания бабы, приложил руку к киверу и огляделся
вокруг. Наконец произнес в полголоса, словно самому себе:
– Не видать! Может, лучше возок
бросить. Напрямик меньше мили…
Баба широко раскинула руки
и подхватила живо:
– Напрямик? Вот еще! Даже не
думайте! Лошаденки выдохлись малость… Ох как фыркают!.. Ничего!
Дотащимся. Как же, так я и пустила моего паныча пехтурой! Все же
не одну страну проехали … втроем!... Мало ли всяких разбойников
шастает. Кто знает, сколько их еще встретится… Я вот сижу на возке,
и жду! Ну, старый, что рот раскрыл, дай же коням корму! Такой он,
пан поручик, растяпа, а еще в конные егеря идти собирался!..
Поручик, засыпанный потоком
слов, усмехнулся печально.
– Верно говорите, Зуброва.
Такое и добрый конь разве вынесет, разве не обессилеет? Я тут не
чужой, мне карты ни к чему… Шесть миль одним махом проскакали, и…
сколько еще осталось?
– До Равы, так точно, будет
миля, а потом в сторону примерно полторы.
– Так точно! Так точно!
– повторила, передразнивая, баба. – Словно пан поручик приказывал,
чтобы было столько!
– Яся, не болтай, – буркнул
возница.
– И его еще унтер-офицером
сделали! – продолжала ворчать баба.
– Ну, ничего не поделаешь,
– прервал поручик. – Всыпь им еще корма. Пусть отдохнут. Ночь приближается.
Подъедем к городу. Зуброва потихоньку проскочит через рогатки...
Нет ли там чего в торбах?
– Не беспокойтесь! У маркетантки
голова на плечах получше, чем у какого-нибудь унтер-офицера второй
роты первого батальона первого легиона!..
В подтверждение этих слов баба
подскочила к возку и принялась доставать из него продукты и флягу
с водкой. Поручик уселся над придорожной канавой и охотно принялся
за еду, выпивая со вкусом.
– Гданьская! – заметил он с
удовольствием. – Пейте и вы.
Баба ухватилась за фляжку и
отхлебнула решительно раз и другой.
– Что наше, то наше! Аж в жар
бросает. Лучше, чем те итальянские напитки, от которых губы того
и гляди слипнутся, и только приторность после них остается, да изжога.
Старый, глотни и ты, и отдыхать, не то сопьешься у меня!... И так
уже голова клонится. Видишь, старый, даже пули тебя миновали, справедливо
выискивая более мудрые головушки… Под тем же Холиндом…
– Хохенлинден! – поправил поручик.
– Разве такое забудешь! Под
Холиндом уже летела в него одна, но едва увидела вблизи такую капустную
голову, рванула вбок, возле самого уха презрительно взвизгнула и
пробила кивер поручику Дзюрбасову!.. Или хотя бы в битве над Адыга…
Стою себе возле санитарной повозки, а тут неприятель возьми и плюнь
навстречу ротным огнем; смотрю, во второй роте, слева, дернулась
шапка – ну, думаю, наконец-то мой верзила дождался! «Вы вдова, madame
Зуброва». Хватаю манерку, чтобы дать ему напиться на пути к жизни
вечной, и втискиваюсь между шеренгами… А мой-то старый спокойнейшим
образом надкусывает патрон! А капрал Михал Задера лежит во весь
рост и не шелохнется! Славный был человечек. Не раз, бывало, есть
нечего, аж досада. Вот тут Задера вдруг и явится. «Пани Зуброва,
– скажет, – быка съел бы! А?» Я ему на это со злости: «Быка ему
захотелось – а помидоры с оливками не нравятся?» А он белками чуть
не липнет, и смотришь – уже из кармана, словно пса за хвост, перепелку
тянет! Хороший был хлопец…
Баба умолкла, рукавом глаза
осушила и вдруг задумалась. Поручик отвернулся и пристально смотрел
в сгущающуюся ночную тьму. Зубр принялся осматривать коней, которые
остыли и уже с готовностью потрясали упряжью.
Неожиданно пожилой унтер-офицер
вздрогнул и стал прислушиваться. На дороге со стороны Бшезин раздался
размеренный топот. Зубр подскочил к поручику.
– Разрешите доложить, за нами
кто-то едет!
Поручик сорвался с места и
вскочил в возок.
– Живо садись, и вперед.
Зубру не требовалось повторять
приказ. Накормленные мерины помчались резво.
С минуту путники ехали молча.
Грохот возка далеко разносился в ночной тишине. Вдруг чуткое ухо
возницы различило новый звук, он подхлестнул лошадок и шепнул, поворачиваясь
вполоборота к поручику:
– Разрешите доложить, нас догоняют!
Словно в подтверждение этих
слов, едва возок въехал в песчаную колею и грохот его утих, на дороге
в отдалении раздался убыстряющийся топот копыт.
– Сколько их может быть?
– Четверо… пятеро!
– Умник, – проворчала баба.
– Придержи, – скомандовал поручик.
– Зуброва – на мое место! Не уйдем! Осмотреть оружие! Внимание!
Если больше… будем крутить вола!
Приказ выполнили немедленно.
Коняги перешли на спокойную рысь. Баба удобно расселась сзади. Поручик
надвинул кивер на глаза и занял место рядом с возницей.
Тем временем погоня приближалась
стремительно, наконец, когда приблизились на дальность выстрела,
донесся голос:
– Эй, там! Стой, ни с места!
Возок остановился.
– Прусаки! – шепнул поручик,
сразу распознав знакомый акцент.
Баба, не теряя присутствия
духа, обернулась к подъезжающим и крикнула тоном справедливого нетерпения:
– Ну, стою! Что сударям угодно?
Всадники окружили возок. Один
из них выступил вперед и на ломаном польском начал:
– Куда? Откуда?!
– А то господин не видит, что
мы на дороге в Раву! Что ж это, Господи? Уже и домой вернуться нельзя?
– Эти люди с вами?
– Эти люди? Сразу видно, что
сударь не местный, потому как этот пьяница – мой возница, растяпа,
а тот второй… – дальний родственник…
Всадник, видно не разглядев
путников в темноте, сухо скомандовал:
– Возок в середину, и марш!
– Да как же это? – отозвалась
Зуброва.
– Бумаги есть?
– Разве без бумаг кто ездит?!
– Тем лучше для вас. Посмотрим
в Раве.
– Пусть будет в Раве! Словно
я господина старосту не знаю!! Ого!
– Старосту! – иронично засмеялся
всадник. – Увидишь ты старосту, так что сразу ландрат вспомнишь!
Ганс, вперед!
Воз, окруженный всадниками,
медленно двинулся с места.
Молчание установилось в возке. Солдаты конвоя приглушенными голосами
продолжали разговор.
Баба не могла вытерпеть долго
и толкнула возницу в плечо, прошептав сквозь зубы:
– Слышишь, старый, как лопочут?
Столько проехать, и у самого берега завязнуть.
– Не болтай! – отчетливо процедил
Зубр.
Поручик тем временем осматривался
по сторонам, тщетно стараясь преодолеть темноту. Зубр в свою очередь,
словно угадав мысли поручика, напрягал зрение и понемногу поворачивался.
Наконец он наклонился и произнес торжественно:
– Разрешите доложить, их шестеро.
Удар кулаком в плечо был ему
ответом.
– Видишь, – произнесла Зуброва,
пользуясь тем, что возок въехал на разбитый участок дороги и принялся
звенеть цепями, трещать, – видишь, растяпа, а говорил, что четверо!
Капустная твоя голова! Наказание с этим мужиком!...
Зубр даже не шевельнулся, глаза
вытаращил и голову к ехавшему возле возка повернул. Изучение было
недолгим.
– Разрешите доложить – желтые
гусары.
В эту минуту из-за туч выглянул
ободок месяца. Свет его упал на лицо ехавшего возле возка. Зубр
вздрогнул и машинально схватил поручика за плечо, сдерживая вырывающийся
из груди возглас.
– Шмидт! – прорвалось из горла.
Гусар шевельнулся в седле и
произнес грозно:
– Эй! Что там за шепот! Сидеть
тихо!... Следите за ними!
Поручика охватил озноб. Да,
это был голос Шмидта! И мгновенно все минувшее промелькнуло у него
перед глазами. Случилось это двенадцать лет тому назад, когда он
служил в кавалерии под началом бригадира Мадалинского. Пришел приказ
сократить армию, ликвидировать полки; Мадалинский, и с ним преданные
ему друзья, не пожелали расстаться с мундиром. Бригадир повел их.
Начали борьбу на собственный страх и риск. И тут, в Раве, напали
на них двадцать пехотинцев и пятнадцать гусар. Одному из нападавших,
как раз поручику Шмидту, он лично рассек голову. Какой-то доброхот
из Равы назвал его имя. Поднялся шум. Находившиеся на службе у прусаков
судьи осудили его на бесчестие2. После Мациевич, когда хотел вернуться
в родные места, сюда, под Раву, дорога была ему закрыта. Вот и потащился
скитаться по свету. Сегодня он надеялся никем не узнанным проскользнуть
домой, а там и до Варшавы добраться… вдруг эта встреча с тем самым
Шмидтом! Может, и не узнает его? Риск слишком велик. Ведь речь идет
не только о его жизни, но и о бумаге, о послании к князю! До этого
времени поручик счастливо избегал подробных расспросов; паспорта,
выправленные в Берлине, открывали ему все шлагбаумы от Познани вплоть
до Конина и Кутна, однако здесь дело могло обернуться неприятностями.
Малейшее подозрение ввергло бы его в тюрьму, а тем более обвинение
Шмидта!
Поручик потянулся за пазуху
и слегка толкнул Зубра. Старый унтер-офицер понял знак, переложив
вожжи в левую руку, правой он ощупал пистолет.
– Зуброва! – шепнул поручик,
поворачиваясь к бабе. – В лоб.
– Того сзади? Я его стяну!
Наступила короткая пауза, а
следом – резкий голос поручика:
– Огонь!
Три выстрела прозвучали одновременно,
и трое гусар, ехавших ближе других к возку, упали на землю. Оставшиеся
сначала оцепенели, однако, не теряя самообладания, подскочили к
возку с поднятыми вверх палашами. Баба и возница успели упасть на
землю, над головой поручика нависло лезвие палаша. Стремительным
движением он сумел уклониться и избежать удара. Разъяренный гусар
замахнулся во второй раз, но в этот миг оказался в железных объятиях
Зубра. Другой гусар повернул коня и концом сабли зацепил плечо уклонившегося
поручика, но тут прозвучал новый выстрел, и пуля прошила плечо гусара.
Пятый хотел наскочить на поручика с другой стороны, однако, видя
четырех товарищей лежащими на земле, пришпорил коня и помчался к
Раве. Зубр тем временем еще сильней стиснул своего противника. Напрасно
гусар извивался и пытался схватить унтер-офицера за горло. Силы
его оставили, он буквально сомлел в стальных объятиях, выпустив
из рук поводья и шатаясь безвольно. Вдруг Зубр вскрикнул протяжно.
Баба, которая только что наповал уложила гусара, подбежала к борющимся.
– Все еще мучаешься с этим
червяком?
– Кусается! – вскрикнул от
боли Зубр.
– Подожди! Сейчас я его накормлю.
Говоря так, она забралась в
кобуру гусара, вытянула короткоствольный пистолет и выстрелила гусару
прямо в лицо.
Зубр вздохнул свободней. Вытер
холодным потом орошенный лоб, двинул плечами и вскрикнул протяжно.
– Что с тобой, Мацей?! Ранен?...
– спросил обеспокоенно поручик, выбираясь с другой стороны возка.
– Глупости! – ответила Зуброва.
– Что прусаки до свинины охочи, о том и говорить не стоит, но чтобы
их разбирало желание отведать такого отвратительного мяса – надивиться
не могу!... Ну, ступай, старый, не капризничай! Найди повязку и
корпию. Завяжи, а там посмотрим! Так, господин поручик?
– Царапины! Ну, времени не
теряй, иначе целый эскадрон этих канареек свалится нам на голову.
Забрать у них пистолеты и на коней!...
Поручик подбежал к возку, достал
оттуда маленькую шкатулку и спрятал на груди. Зубр сел на гусарского
коня, который запутался в упавших поводьях, и поскакал в поле искать
разбежавшихся коней. Спустя несколько минут он вернулся с двумя.
Поручик вскочил в седло, баба тоже взгромоздилась вместе с огромной
кожаной торбой, и все трое с места в карьер помчались напрямик через
поле, кинув на произвол судьбы возок, пару меринов и пятерых угасающих
гусар.
<I>
<II> <III>
<IV> <V>
<VI> <VII>
<VIII> <IX>
<X> <XI>
<XII> <XIII>
<XIV> <XV>
<XVI> <XVII>
<XVIII> <Послесловие>
|